Они прошли через светлую кухню, где три или четыре служанки в отдалении друг от друга, занятые каждая своей работой, буквально оцепенели при виде К. Уже из кухни слышались вздохи хозяйки. Она лежала в тесном закутке без окна, отделенном от кухни тонкой фанерной перегородкой. Там помещались только большая двуспальная кровать и шкаф. Кровать стояла так, что с нее можно было наблюдать за всей кухней и за теми, кто там работал. Зато из кухни почти ничего нельзя было разглядеть в закутке. Там было совсем темно, только белые с красным одеяла чуть выделялись во мраке. Лишь войдя туда и дав глазам немного привыкнуть, можно было разглядеть подробности.

«Наконец-то вы пришли», – слабым голосом сказала хозяйка. Она лежала на спине, вытянувшись, дышать ей, как видно, удавалось с трудом, и она откинула перину. В постели она выглядела гораздо моложе, чем в платье, но ее осунувшееся лицо вызывало жалость, особенно из-за ночного чепчика с тонким кружевцем, который она надела, хотя он был ей мал и плохо держался на прическе. «Как же я мог прийти, – сказал К. мягко, – вы ведь не велели меня звать». «Вы не должны были заставлять меня ждать так долго, – сказала хозяйка с упрямством, свойственным всем больным. – Садитесь, – и она указала ему на край постели, – а вы все уходите!» Кроме помощников в закуток проникли и служанки. «Я тоже уйду, Гардена», – сказал хозяин, и К. впервые услыхал имя хозяйки. «Ну конечно, – медленно проговорила она и, словно думая о чем-то другом, рассеянно добавила: – Зачем тебе оставаться?» Но когда все вышли на кухню – даже помощники сразу послушались, впрочем, они приставали к одной из служанок, – Гардена все же вовремя сообразила, что из кухни слышно все, о чем говорится за перегородкой – дверей тут не было, – и потому она всем велела выйти из кухни. Что и произошло тотчас же.

«Прошу вас, господин землемер, – сказала Гардена, – там, в шкафу, поблизости висит платок, подайте его мне, пожалуйста, я укроюсь, перину я не выношу, под ней дышать тяжело». А когда К. подал ей платок, она сказала: «Взгляните, правда, красивый платок?» Похоже, что это был обыкновенный шерстяной платок, К. только из вежливости потрогал его еще раз, но ничего не сказал. «Да, платок очень красивый», – сказала Гардена, кутаясь в него. Теперь она лежала спокойно, казалось, все боли прошли, более того, она даже заметила, что у нее растрепались волосы от лежания, и, сев на минуту в постели, поправила прическу под чепчиком. Волосы у нее были пышные.

К. вышел из терпения: «Вы, хозяйка, велели узнать, нашел ли я себе новую квартиру?» – «Я велела? Нет-нет, это ошибка». – «Но ваш муж только что меня об этом спросил». «Верю, верю, – сказала хозяйка, – у нас вечно стычки. Когда я не хотела вас принять, он вас удерживал, а когда я счастлива, что вы тут живете, он вас гонит. Он всегда так делает. Вечно он выкидывает такие штуки». «Значит, – сказал К., – вы настолько изменили свое мнение обо мне? И всего за час-другой?» «Мнение свое я не изменила, – сказала хозяйка ослабевшим голосом, – дайте мне руку. Так. А теперь обещайте, что будете говорить со мной совершенно откровенно, тогда и я с вами буду откровенна». «Хорошо, – сказал К., – кто же начнет?» «Я!» – сказала хозяйка. Видно было, что она не просто хочет пойти К. навстречу, но что ей не терпится заговорить первой.

Она вынула из-под одеяла фотографию и протянула ее К. «Взгляните на эту карточку», – попросила она. Чтобы лучше видеть, К. шагнул на кухню, но и там было нелегко разглядеть что-нибудь на фотографии – от времени она выцвела, пошла трещинами и пятнами и вся измялась. «Не очень-то она сохранилась», – сказал К. «Да, жаль, – сказала хозяйка, – носишь при себе годами, вот и портится. Но если вы хорошенько вглядитесь, вы все разберете. А я могу вам помочь: скажите, что вы разглядели, мне так приятно поговорить про эту карточку. Ну, что же увидели?» «Молодого человека», – сказал К. «Правильно, – сказала хозяйка. – А что он делает?» – «По-моему, он лежит на какой-то доске, потягивается и зевает». Хозяйка рассмеялась. «Ничего похожего!» – сказала она. «Но ведь вот она, доска, а вот он лежит», – настаивал на своем К. «А вы посмотрите повнимательней, – с раздражением сказала хозяйка. – Разве он лежит?» «Нет, – согласился К., – он не лежит, а, скорее, парит в воздухе, да, теперь я вижу – это вовсе не доска, скорее какой-то канат, и молодой человек прыгает через него». «Ну вот, – обрадованно сказала хозяйка, – он прыгает, это так тренируются курьеры из канцелярии. Я же знала, что вы все разглядите. А его лицо вам видно?» «Лица почти совсем не видать, – сказал К., – видно только, что он очень напрягается, рот открыл, глаза зажмурил, волосы у него растрепались». «Очень хорошо, – с благодарностью сказала хозяйка, – тому, кто его лично не знал, трудно разглядеть еще что-нибудь. Но мальчик был очень красивый, яви-дела его только мельком и то не могу забыть». «А кто же он был?» – спросил К. «Это был, – сказала хозяйка, – это был курьер, через которого Кламм в первый раз вызвал меня к себе».

К. не мог как следует слушать – его отвлекало дребезжание стекол. Он сразу понял, откуда идет эта помеха. За кухонным окном, прыгая с ноги на ногу по снегу, вертелись его помощники. Они старались показать, что они счастливы видеть К., и радостно указывали на него друг другу, тыча пальцами в оконное стекло. К. им погрозил пальцем, и они сразу отскочили, стараясь оттолкнуть друг друга от окна, но один вырвался вперед, и оба снова прильнули к стеклу. К. юркнул за перегородку – там помощники не могли его видеть, да и ему не надо было на них смотреть. Но тихое, словно просительное дребезжание оконного стекла еще долго преследовало его и в закутке.

«Опять эти помощники», – сказал он хозяйке, как бы извиняясь, и показал на окно. Но она не обращала на него внимания; отняв фотографию, она посмотрела на нее, расправила и снова сунула под одеяло. Движения ее стали замедленными, но не от усталости, а, как видно, под тяжестью воспоминаний. Ей хотелось все рассказать К., но она позабыла о нем, перебирая в памяти прошлое. Только через некоторое время она очнулась, провела рукой по глазам и сказала: «И платок у меня от Кламма. И чепчик тоже. Фотография, платок и чепчик – вот три вещи на память о нем, Я не такая молодая, как Фрида, не такая честолюбивая, да и не такая чувствительная – она у нас очень чувствительная; словом, я сумела примириться с жизнью, но должна сознаться: без этих трех вещей я бы тут так долго не выдержала, да что я говорю – я бы и дня тут не выдержала. Может быть, вам эти три подарка покажутся жалкими, но вы только подумайте: у Фриды, которая так долго встречалась с Кламмом, никаких сувениров нет, я ее спрашивала, но она слишком о многом мечтает, да и все недовольна; а вот я – ведь я была у Кламма всего три раза, больше он меня не звал, сама не знаю почему, – я принесла с собой эти вещички на память, наверно, предчувствовала, что мое время уже истекает. Правда, о подарках надо было самой позаботиться – Кламм от себя никогда ничего не даст, но, если увидишь что-нибудь подходящее, можно у него выпросить».

К. чувствовал себя неловко, слушая этот рассказ, хотя все это непосредственно его касалось.

«А когда это было?» – спросил он со вздохом.

«Больше двадцати лет назад, – сказала хозяйка, – куда больше двадцати лет тому назад».

«Значит, вот как долго сохраняют верность Кламму, – сказал К. – Но понимаете ли вы, хозяйка, что от ваших признаний, особенно когда я думаю о будущем своем браке, мне становится очень тяжело и тревожно?»