Лёшка нёсся в своё расположение. Четыре часа оставалось егерям до дальнего выхода, и времени у них на серьёзные сборы уже не было.

– Стой! Кто идёт, пароль! – крикнули из темноты.

– Тобольск! – ответил Лёшка.

– Псков! – отозвался голос невидимого им караульного.

– Часовой! Поднять живо Гусева и ко мне бегом! – гаркнул он, наконец-то заметив одинокую серую фигуру с примкнутым к фузее штыком.

Через несколько минут раздалась барабанная дробь сигнала «сбор», и из домов начали выбегать егеря, застёгиваясь на ходу, поправляя амуницию и оружие.

– Команда равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

Заместитель Егорова, старший унтер-офицер Дубков Иван Макарович доложился подпоручику об общем построении команды. В шеренгах стояли все тридцать шесть солдат, капралов и унтеров, включая даже ещё недолеченных Василия, Курта и Селантия. Егеря внимательно вглядывались в командира, они его уже прекрасно чувствовали и поняли, что это никакое не построение на учёбу или на тренировки, а грядёт самое что ни на есть «дело».

– Братцы, нам дано три часа на сборы. Затем мы уходим в долгий поход, – ставил в известность своих подчинённых Егоров. – В пути мы будем вначале на лошадях, а потом далее пойдём на судах Дунайской речной флотилии. Дальнего пешего перехода в этом выходе не предполагается. Поэтому снаряжение мы берём с собой исходя из этого. На квартирах в Бухаресте остаются наши раненые, а для вспоможения им и для пригляда за имуществом егерей назначается Иван Ковалёв, – и Лёшка взглянул на возмущённого Кудряша. – Это не обсуждается, рядовой. Да и у тебя ещё будет здесь одно особо важное дело. Рядовой Шмидт тебе о нём ещё после построения поведает. Так, по поводу подготовки к выходу. Потап, ты возьмёшь у меня деньги и пробежишься по знакомым торговцам снедью. Мы пока идём с вами на Журжу, а я думаю, что в этой крепости уже давно всё её гарнизоном из съестного вчистую в округе подметено. Поэтому бери-ка, капрал, пятерых рядовых и набирай на всю команду провианта долгого хранения. Благо сейчас уже на улице холодно, чай, уж не спортится-то он у нас в пути. Для всех остальных. Вы готовите личное оружие, амуницию, боевой припас, маскировочные халаты и всё то, что потребуется в деле. Всё это мы не раз уже с вами отрабатывали. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись!

И закрутилась подготовка к выходу. Времени было в обрез, поэтому слишком настойчивому просителю рыжему Василию было в сердцах указано идти в одно нехорошее место, если он будет донимать командира своими глупыми просьбами. Афанасьев по привычке набычился, глядя в пол и сопя. И сжалившись, Алексей пояснил:

– Васька, да пойми ты, дурья твоя башка. У нас сейчас целый день тряски на конях впереди, а потом ещё двухнедельное плаванье в сырости и холоде, а у тебя вот только рана на спине начала рубцеваться, ты что, хочешь, чтобы она опять открылась и ты в дороге кровью изошёл? И так ведь легко отделался! Так тебе всё время везти не будет! Ты у нас, знаю, хороший шорник, раньше в деревне вон конскую упряжь ладил, вот и приглядись своим глазом на то, что там наш немец с кузнецом будут делать. Продумай, как это хитрое изделие будет сподручнее переносить. Сладь для неё поклажу покрепче. Тебе, как одному из самых здоровых, и таскать всё это очень скоро придётся. Всё ли тебе ясно?

– Ясно, Ваше благородие, – кивнул со вздохом Афанасьев. – Есть оставаться и сладить поклажу!

– Ну вот и молодец, а то взял тут моду сопеть. Дисциплина и устав это первое дело, Василий. Будешь жить по уставу – завоюешь честь и славу! Ну всё, иди, ступай, давай. Мне тоже нужно успеть собраться в дорогу. А то, понимаешь, сопит на пороге, мешается, – незлобиво ворчал Егоров.

В десять утра, как и было предписано главным квартирмейстерством, казаки третьего донского полка подогнали заводных коней к самому расположению егерей. Старшим сотни сопровождения был уже знакомый по прошлогодним боям хорунжий Каледин. С ним же был и подхорунжий Лутай.

– Опять на Журжу, Ляксей?

– На неё, – подтвердил казаку Лёшка.

– Егеря! Вначале крепим вьюки, затем рассаживаемся на коней! – и обратился к сотнику: – Платон, пусть твои станичники подмогнут моим солдатикам. Они-то у тебя хорошо сведущие в этом деле, в отличие от моих егерей.

– Это да-а, – усмехнулся казак. – Мои-то с рождения в седле сидят, эта наука пяхоте будет в диковинку. Мы опосля прошлого вашего сопровождения две недели коней в порядок приводили. Все бока животине ведь умудрились посбивать. И как только так можно? – и хорунжий покачал укоризненно головой.

– Станичники, подмогните егерям! – отдал он своим людям команду. – Где надо, сбрую подтяните, седло поправьте как нужно или вьюк правильно положите. Не то после них опять коней придётся выхаживать!

На своей лошади подъехал поручик Озеров и коротко переговорил с Лёшкой. Наконец сборы закончились, и, построившись в походную колонну, сводный отряд двинулся в южную сторону. Шли экономной рысью весь день, к ночи оставили по левую руку озеро Будени и углубились в лес. Дорога всем была хорошо знакомая, егеря её уже топтали несколько раз пёхом, отбиваясь штыком и пулей от неприятеля. Казаки тут хаживали в своих разъездах, сшибаясь порой на шашках с кавалерией турок. Сейчас на ней было спокойно, этот лес лежал в тылу у передовых русских войск, но война есть война, и шли, по привычке сторожко осматриваясь головным и боковыми дозорами. Ночёвку выбрали на большой поляне ближе к выходу из леса. Быстро расседлали и обиходили коней, разожгли долго горящие стояночные костры. Егеря устраивались так, как ими уже было наработано, со своими нижними и верхними пологами у необычных для этого времени и места «кострами разведчиков». Станичники подходили, глядели и удивлялись.

– Чудят «зелёные», ямы роют, в энтих ямах костры раскладывают и опосля на них котелки ставят. А как поснедают своё варево, то над теми костровищами пологи натягивают, и тогда их вообще не видно с десятка шагов. Вот ведь затейники!

Караулили егеря пятёрками при старшинстве капрала. Здесь тоже всё было не как у людей. Десяток караульных казаков, нахлобучив поглубже бараньи папахи и укутавшись в бекеши и бурки, ходили между стояночными кострами, прижимая к груди гладкоствольные карабины. Тут всё было чинно. Любой старшина всегда мог лицезреть своё охранение. Вот он, родимый, несёт свою ночную службу, а не давит у костра харю на конской попоне. С егерями всё, конечно, было непонятно, их никто не видел и вообще не слышал, и было неясно, где они и сколько их вокруг вообще. Лишь некоторые станичники, отошедшие «до ветру», потом рассказывали, как перед «энтим делом» из-за куста вдруг вымётывалась белая фигура и, обозвав желающего облегчиться нехорошими словами, желала ему всяческих телесных неприятностей, а потом уже исчезала снова в ночи. У многих видаков опосля этого пропадало всякое естественное желание, и они сильно за то обижались на егерей.

Как бы то ни было, ночёвка прошла, и после завтрака сводный отряд продолжил своё движение на юг. Ближе к обеду показалась и сама Журжи. Ошибки прежней её сдачи полгода назад были командованием учтены, и теперь гарнизон этой ключевой крепости состоял из нескольких тысяч солдат, при большом количестве орудий. Этот орешек османам был уже теперь не по зубам.