Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тряхнув головой, Рустам просто побрел вперед – ему всегда нравилось гулять. В детстве отец отвозил его на берег Малиновки, и они ходили по песку, собирали камни, мыли машину речной водой из пластиковых ведер.
Это отец научил Рустама удить рыбу. И когда маленький Руся в первый раз заплакал, жалея дохлую рыбешку, присевший на корточки перед ним отец сказал жестко и неумолимо:
– Запомни, сын, сильный всегда сжирает слабого. Ты – сильный. Так что вытри слезы и не позорь отца. Давай лучше костер разведем и рыбу пожарим, с солью, на угольках… Пальчики оближешь, обещаю.
С той поры Рустам не жалел рыбу и не боялся смерти. Он знал, что будет жить долго, очень-очень долго. Потому что он сильный. Пускай одноклассники хоть все перемрут, словно мухи, он так просто не сдастся, он зубами вырвет свою жизнь обратно.
Рустам не заметил, когда фонари стали все реже попадаться на его пути, а колодцы сплошной черноты разрастались вокруг все гуще и гуще. Прохожие исчезли – вместо панельных бетонных домов по обочинам вырастали глухие мелкие домишки, занесенные снегом почти по самую крышу. Ни одно окно в этих домишках не горело.
Очнувшись от детских воспоминаний, в которых светило солнце и горячий ветерок ласкал его загорелые щеки, Рустам остановился посреди машинной колеи, огляделся по сторонам. Место было ему незнакомо.
Развернувшись, Рустам хотел было пойти обратно и все-таки наведаться в гараж к Темычу, но взгляд его наткнулся на стоящего в конце улицы человека.
Не подумав ничего плохого, Рустам направился вперед, не глядя на незнакомца, – ну стоит и стоит себе, его проблемы. Но, едва приблизившись к этому черному силуэту, Рустам пригляделся, сам не понимая, что показалось ему странным.
Догадка уколола в грудину.
Фигура, больше похожая на набитый картофельный мешок, стояла абсолютно неподвижно. Широкий черный овал, недвижимый и жутковатый, он будто пристально вглядывался в Рустама. Смотрел на него в упор, хоть глаз и не было видно.
Посреди заметенной дороги. Ночью. Среди черных безжизненных домов.
Мигнув, погас последний фонарь.
Сорвавшись, Рустам бросился в сторону, загривком почуяв опасность, – он всегда полагался на свою звериную интуицию, даже когда намечалась очередная облава или Рында наступала на пятки. Вот и сейчас что-то настойчиво твердило Рустаму бежать со всех ног, не оглядываясь, увязая в снегу, он помчался к едва различимой во тьме дорожке, змеящейся между покосившимися низкими домиками.
Сердце в груди выламывало ребра.
В беспросветной черноте было трудно понять, что проступает даже в полуметре от Рустама: корявый ствол старой яблони, брошенная телега без колес или обломанный забор, но Рустам, не думая, продирался через сугробы. Кроссовки набились рыхлым снегом, и теперь ноги сводило судорогами от обжигающего холода. Несколько раз Рустам до боли в глазах всматривался в проход, боясь заметить там черную фигуру, но никого позади не было. Все спокойно.
Разозлившись на собственную трусость, Рустам пошел спокойнее, перелезая через наваленный между домами хлам и лишь изредка бросая взгляды назад.
Впереди показалась широкая накатанная дорога, и Рустам выбрался из канавки, стряхивая снег с джинсов. Разглядев близкий рыжеватый отсвет засыпающего города, Рустам побрел в нужную сторону. Завернув через пару метров, он остолбенел.
Неподалеку стояла черная фигура. Ровно такая же, как и прежде. Недвижимая. Молчаливая.
– Слышь! – крикнул Рустам воинственно. – Тебе чё надо?!
Фигура не ответила. Развернувшись, Рустам направился в обратную сторону, пытаясь не сорваться на трусливый бег. Улица петляла. Поворот, другой, снова широкая дорога.
И снова черная фигура. Стоит, каменная, чуть ближе, чем раньше.
Выдохнув из легких кислый воздух, Рустам все-таки не выдержал и вновь побежал, бешено озираясь по сторонам. Жуткий человек, жуткий – тут и хваленой интуиции не надо.
Пустые черные улицы, мертвые дома.
Тень ждала за каждым поворотом.
Загнанно дыша, Рустам бросался в канавы, пережидал за углом, полз по заброшенным участкам и пытался забраться в дома.
Повсюду ему теперь мерещился этот силуэт.
Рустам боялся, но не признавался себе в этом. Чего бы от него ни хотел этот неизвестный человек, Рустам так просто не сдастся. И уж тем более не умрет – даже мысль об этом не приходила ему в голову.
Вместе с усталостью пришла злость, свирепая, черная и беспощадная. Он вспомнил вдруг Малька, и кулаки с разбитыми костяшками вновь сжались в предвкушении. Ему надоело бегать неведомо от чего. Может быть, это самый обыкновенный торчок, которому нужна доза, а Рустам уже чего-то испугался и даже успел от этого чего-то побегать по заброшенным улицам…
Когда черный силуэт в очередной раз вынырнул перед ним, недвижимый и хищный, Рустам встал напротив и спросил:
– Ну, в догонялки поиграли. Ты кто такой? Чё надо?
Фигура молчала. Недобро молчала, страшно… Луну затянуло черными выпуклыми облаками, фонари уже не горели, а снег превратился в темные пятна. Сколько бы Рустам ни вглядывался в этого мрачного человека, ничто не становилось яснее.
Мурашки изодрали спину.
– Слышь, иди своей дорогой. Не лезь ко мне, пожалеешь…
Рустам моргнул – и фигура замерла уже на метр ближе. Сглотнув вязкую слюну, он размял кулаки, почувствовав, как лопается корочка на коже, как сочится теплой кровью. Рустам свирепо выдохнул:
– Ну, иди сюда, тварь.
И сам сделал первый шаг.
Миг – и фигура неотвратимо приблизилась, проступая черными контурами перед обозленным Рустамом. Огромная и полнотелая, фигура все еще не двигалась, пока он пристально оглядывал покатые плечи и дрожащий темный полог.
Заорав, Рустам бросился вперед, выставляя кулаки, надеясь напугать, но что-то резко кинулось ему навстречу и сильно ударило по ногам, опрокидывая в сугроб.
Подняв голову, облепленный снегом Рустам ожидал увидеть все что угодно, кроме этого. Замерев на дороге, он сразу же пожалел, что не продолжил их ненормальную игру в догонялки.
Длинный полог с мягким шуршанием соскользнул с плеч, и фигура предстала перед Рустамом вовсе не человеком. Из-за ее спины вырастали ветвящиеся матовые щупальца, скользили по рассыпчатому снегу, извивающиеся, словно толстые черные змеи. Головы у фигуры просто не было: из плеч торчали куски плоти, шипящие и наэлектризованные, между ними проскальзывали тонкие белые молнии.
И рот. Господи. Посреди туловища зияла сквозная дыра, распахивающаяся от каждого движения, окруженная более мелкими мягкими отростками, она жадно хлюпала, словно радуясь своей добыче.
Рустам завопил, и ему стало совсем неважно, жалко он выглядит в этот момент или нет. Черные щупальца, вынырнувшие из рыхлого снега, одним движением обвили руки и ноги Рустама, потянув его жилистые конечности в разные стороны. Он заорал еще громче, отчаянно сопротивляясь, но вдруг с все нарастающим ужасом понял, что его легко оторвало от земли, как невесомую куклу, как жирного пучеглазого голавля, который, дергаясь на толстой леске, все еще не верил, что часы его сочтены.