Он глянул на меня с искренним недоумением.

– Я сказал – нет. Ты вообще представляешь, о какой сумме идет речь? Ань, – он обратился к своей длиннющей помощнице, – ты еще не убрала документы по типографии? Найди мне снова местный финансово-информационный.

Та послушно, как дрессированная собачка в цирке, протянула ему листы. Их он мне и сунул прямо под нос. Какой-то длинный перечень: учебники, монографии, пособия, авторефераты диссертаций и цифры, цифры, цифры…

– Да мне твое обучение оплатить получилось бы дешевле, чем эти пять процентов! – добавил он с нажимом.

– Антон, – я пыталась преданно заглянуть ему в глаза. – Речь не идет о переводе на платное… Это же дисциплинарное нарушение…

Он перебил со злой усмешкой:

– А я и не собирался оплачивать! Для сравнения привел пример.

Я поморщилась, как если бы он в меня плюнул.

– А реструктуризация задолженности? – попыталась выторговать хотя бы что-то.

Он нервно кинул листы обратно на стол секретарше:

– Если Руслан сейчас закончит книгу – мне нужны будут свободные средства, не время сейчас для благотворительности! Что еще ты от меня хочешь? Я похож на филантропа или идиота?

– Реструктури…

– Никаких реструктуризаций, поварешка! – вот же сволочь, не постеснялся меня так назвать и при посторонней. – Я на них еще в суд подам, если опять выплату задержат.

Теперь я смотрела в пол, засунув гордость куда подальше.

– Антон… пожалуйста…

– Не нужны мне твои «пожалуйста»! Все, давай, иди, – он даже подтолкнул меня в сторону выхода. – Ань, собирай всех. Два дня тут не был, и уже все колом стоит…

Я плелась пешком до самого парка. Потом уселась на лавку, прямо напротив памятника Пушкину. Оказалось, что он совсем не был смешным – даже наоборот, каким-то уставшим. Смотрел на меня с сочувствием.

Ну что, Александр Сергеевич, пора звонить маме? Что я ей скажу? Она даже не в курсе, что у меня проблемы с учебой начались уже давно. Здравствуй, мамочка, ты и правда настолько наивная и думала, что повышенная стипендия, которой я уже давным-давно не видела, больше твоей зарплаты? И правда считала, что квартиру тут можно снять за те копейки, о которых я тебе врала? Такая большая – и в сказки веришь? И как рассказать ей о том, что больше года работала по ночам барменом, окруженная вечно пьяными мужиками? А не говорила только затем, чтобы лишний раз не волновать ее. Как ей поведать, что отчислили меня, застукав за употреблением запрещенных веществ в институтском туалете в компании парня, который на следующий же день меня и кинул?

Слезы текли ручьем и не желали останавливаться. Как же она расстроится… Я, обязанная беречь ее от всего, вот так и ударю наотмашь единственного человека, который имеет значение? Она будет настаивать на том, чтобы я вернулась… она будет сильно плакать… После долгих уговоров со слезами и утешениями удастся ее уговорить на то, чтобы мне остаться в городе, раз уж сейчас нашлась нормальная работа – варить борщики с пельмешками в доме у богатенького писателя. И без института эта «нормальная работа» так и останется моим потолком. Может, получится со следующего года поступить на заочное? Теперь я уже рыдала в голос, хоть и старалась не привлекать к себе внимания редких прохожих.

Стоишь ты тут себе, Александр Сергеевич, проблем не знаешь. И даже ты не настолько прочно стоишь, как сейчас эта чертова Ольга в жизни Руслана… Я пыталась убедить себя, что с принцем еще не все потеряно, но мысли постоянно соскальзывали в пропасть – к институту. В школе я училась, вместо того, чтобы лишний раз сбегать с мальчиками на свидание, не пила и не куролесила с друзьями – а только этим и занимается вся молодежь в поселке, не развлекалась. И все это было не для того, чтобы спустить в унитаз за один день. Ладно, если начистоту, то в унитаз я учебу спускала не один день – если бы за последний год не накопилось столько проблем, то и деканша сейчас была бы более лояльной ко мне.

Попросить денег у того же Руслана – не выход. Лариса Юрьевна не приняла бы наличку, не приняла бы ничего, что нельзя документально трансформировать в пользу института. Ей нужен был только официальный пересмотр договора с издательством – ничего для себя, все на благо организации. С такими принципиальными людьми сложно договариваться.

Плакала, думая о маме, и не находила ни в чем утешения. Скинула вызов с телефона Руслана – Ольга, наверное, уже в курсе, что ее братец – конченый мерзавец. Наверное, ласково даже поругала его… Просто не вынесу ее вздохов и настроек на скорейшее разрешение всех проблем. Плакала и плакала. И в этом находила единственное подходящее для себя занятие.

В деканат зашла уже к закрытию института – Лариса Юрьевна до сих пор была там. Не удивлюсь, что она прямо в кабинете и ночует, чтобы не отвлекаться от своей миссии – нести знамя просвещения в массы.

– Я не договорилась с Лалетиным, – заявила уже спокойно, устало, дождавшись ее вопросительного взгляда.

– Это я уже по твоему зареванному лицу поняла, – она встала, поправила древнюю кофту, вздохнула, подошла ко мне. – Я так и предполагала… Мы с ним раньше общались – знаю, что он за человек. Но попытаться-то стоило! – она неожиданно приветливо улыбнулась и еще более неожиданно подмигнула. Я замерла, не зная, как реагировать. – Ну раз не вышло… Ладно, Бубликова, тогда летняя сессия – на одни пятерки, в следующем году участвуешь в конференции по своей кафедре, записываешься в «Диалог» постоянным участником, ни одного пропуска до получения свободного графика, даже если тебя трамвай в семи местах переедет! И чтобы больше никаких…

– П… правда? – я перебила ее, пытаясь остановить себя от порыва обнять эту замечательную женщину с волосяным куличиком на макушке, прижать к себе так, чтобы она ножками своими маленькими только в воздухе болтала.

– Правда-правда, только не реви тут! – она снова стала строгой.

– Спасибо, я не подведу! – и быстро выбежала из кабинета, чтобы выполнить и ее последнее распоряжение.

Свои вещи собирала уже под приподнято-спокойное настроение. Этот день оказался очень богатым с точки зрения жизненного опыта. Я узнала, что хороший человек и рациональный человек – это далеко не всегда противоположные понятия. Например, Руслан и Ольга – хорошие, но не рациональные люди. Антон – очень рациональный и очень нехороший. А вот Ларисе Юрьевне удавалось сочетать в себе эти два качества так, что они даже друг другу не противоречили. Я… я, скорее всего, была как Антон, как ни прискорбно это осознавать, но внезапно захотелось быть, как моя деканша – раз уж ей удалось, то и я справлюсь. Ну а то, что состоятельный парень и хороший кандидат в мужья – не синонимы – я знала уже давно. Антон Александрович Лалетин меня в этой мысли сегодня только укрепил.

Уже загружая в такси огромную сумку, я осознала, что совершенно забыла об ужине – моей непосредственной обязанности! В машине отзвонилась Ольге, ожидая, что та опять начнет утешать меня и уверять, что в сложившихся обстоятельствах моя халатность не считается. Но она затараторила: