Дальше начались затянутые дымкой спальные кварталы. Мы прошли по ним сотню метров. И опять оказались на Тропе.

Странно, в этот раз я физически её ощутил – будто легче стало дышать. И даже туман поредел.

Петрович сразу ускорил шаг.

Если по прямой – окраина города уже рядом. Если по Тропе – чуть дольше, километра два…

Потом периметр и лес.

Легко будет затеряться!

Там ведь не одна Тропа – там их тысяча!

Обходим стадион, весь затянутый фиолетовой плесенью. Стадион как новенький, а прямо за ним – огромная воронка. Даже не знаю, что могло её породить – точно не взрыв, вон в соседних домах даже стекла целые.

Здесь Тропа делает петлю, далеко огибая воронку.

И мы почти одолеваем этот загиб, когда из тумана, в конце улицы, по которой только что шли, рождается неясный силуэт.

Рождается и исчезает, слившись с кустами…

– Уже, – криво усмехается Петрович.

– Может, это не они? – шепчет отец.

– Они…

Наш вожак вдруг сдёргивает автомат с плеча и отступает к ближайшему дому:

– Всё. Дальше без меня! Только не Тропой – там точно будут ждать…

– Николай, – хмурится отец, впервые называя Петровича по имени.

– Не трать время! – махнул он рукой. – В конце квартала свернёшь. А я постараюсь их задержать, – хлопает себя по жилету с торчащим из кармана трофеем, бандитской лимонкой.

– Вместе уйдём!

– Не уйдём, – качает головой Петрович. – Догонят, – смеривает отца коротким взглядом. – Оттуда топайте напрямик – будет осиное гнездо и ещё масса всякой фигни… но ты сумеешь, я в тебя верю.

Отец с обрезом в руках хмуро смотрит в дымку. Петрович добавляет:

– Заработает мобила – сразу звони Черепу. Пусть поднимает людей!

– Понял.

– А если понял – так вали отсюда!

В голосе вожака – злость. Но в глазах – совсем другое.

Они с отцом обнимаются, а мне Петрович ерошит волосы жёсткой ладонью:

– Никогда не сдавайся, трикстер.

Я хочу ответить – что-то подходяще героическое. Но вместо этого шмыгаю носом, как сопливый первоклассник. Он улыбается и легонько толкает меня в плечо:

– Лови фарт!

Разворачивается и идёт к дому – оттуда хорошо видна Тропа, можно на целый километр держать её под обстрелом.

А мы убегаем вдоль по улице. И прежде чем свернуть за угол, я успеваю оглянуться. Петрович – уже в окне третьего этажа. Замечает меня, машет рукой. И скрывается в глубине дома.

Больше я его не видел.

С каждым шагом от Тропы дымка становится гуще, тени глубже… В воздухе плавает резкий аромат фиолетовой плесени. Но пока её немного.

Зато хватает чёртовой травы. Эта не пахнет, да ещё и растёт тут вперемежку с обычной – различаешь, только подойдя вплотную.

Хорошо, что дальше начинается голое место.

Плохо, что сразу становится ясно, куда исчезли растения.

Из мутной пелены вырастает здание 42-й школы. Санька Деревянко там учился. Теперь не учится – торгует на рынке всякой ерундой. А школа стоит, целая, невредимая: с одной стороны – будто укрытая прозрачным, нетающим льдом, с другой – затянутая гигантским серым коконом.

Несколько отверстий в коконе – как немигающие чёрные зрачки.

Мы должны пройти мимо.

Школу не обойдешь. Справа – всё в фиолетовой плесени. А левее – жёлтое облако окутывает развалины.

И мы движемся прямо.

Очень аккуратно. Бесшумно ступая по пыльному асфальту.

Это сейчас главное – не потревожить…

Я иду, затаив дыхание.

Серый кокон уже близко. Я отчетливо вижу его неровную, бугристую поверхность. Какие-то мерзкие зеленоватые потёки – рядом с отверстиями…

Нет, лучше туда не смотреть!

Гляди под ноги, дурак. Вот, едва не споткнулся о кирпич!

Хорошо, что толстый слой пыли гасит звук шагов.

Тут всё ею покрыто – не только земля, но и машины, мёртвые детские качели…

И нигде никаких следов – проходил ли тут вообще хоть кто-то, с тех пор как Сумерки убили город?

Неужели мы первые?

Или нет… Что это там угадывается в пыли? Лохмотья, оставшиеся от рюкзака? А рядом? Куски человеческого скелета?

«Не поворачивай голову! Смотри перед собой. Главное – не потревожить!»

Я строго следую этой директиве. И через пару шагов, будто на мину, наступаю на укрытую пылью раздавленную пластиковую бутылку.

Звук кажется оглушительным!

Отец резко оборачивается. Хватает меня за руку и ускоряет шаг, насколько позволяет его раненая нога.

Холодный пот стекает у меня по шее. «Бум-бум-бум!» – бешено колотится сердце в груди.

Но двор скоро закончится. Ещё немного, и мы скроемся вон за тем домом!

Я отчаянно в это верю.

И в этот миг грохот автоматной очереди раскалывает воздух.

А спустя секунду – там, у Тропы – взрывается граната!

Дребезжат уцелевшие стекла в пятиэтажке. Странный звук эхом долетает от 42-й школы.

Серый кокон вздрагивает. Или мне кажется? Разглядеть не успеваю.

Мы бросаемся к подъезду. Фиолетовая плесень бахромой свисает с козырька. Дверь открыта, но почти наполовину затянута смертельной дрянью.

Лезть внутрь – глупо.

Даже стоять рядом опасно! А отец накидывает капюшон своей «счастливой» куртки. И хрипло командует:

– За мной!

Он первым бросается под фиолетовую бахрому. Я проныриваю следом. От запаха плесени щиплет в носу, слезятся глаза…

Мы взлетаем по ступеням. Отец на ходу срывает разъеденную куртку, швыряет её вниз. Фиолетовые побеги змеятся на лету, дожирая куртку.

Хрустит под ногами скелет кошки. Второй этаж.

Что-то происходит там, во дворе, – какие-то огни мелькают за грязными стеклами. И всё громче звук – будто к нам летит огромная муха!

Ещё один этаж.

Наконец-то открытая дверь квартиры! Её окна должны выходить на ту сторону!

Мы проскальзываем внутрь.

В коридоре – пыль, разбитая чашка на полу. В кухне на табурете сидит мертвец – серый, засушенный, как мумия. Нам не туда!

Мы бежим в гостиную, к балконной двери. Рядом с ней – тоже тела. Сидят в креслах. Незряче таращатся в мёртвый экран телевизора.