Этих гостей собралось немало – приехали все друзья, вся ближняя и дальняя родня из соседних селений вместе с детьми и женщинами. Митька от души порадовался, что не стал главным героем праздника – лишняя слава и известность ему были совершенно ни к чему. Гости набились в юрту, туда же затащили несчастного медведя. Хозяин кое-как распределил гостей вдоль стен, после чего облачился (точнее, разоблачился) в мужской ительменский наряд, предназначенный для торжественных приемов. Наряд представлял собой чехольчик, надетый на пенис, и полное отсутствие всего остального.

После этого Галгал повелел помощникам развести огонь в очаге и повесить на него два медных котла с водой. Котлы в его хозяйстве раньше не использовались – то ли их берегли для торжественного случая, то ли их привез кто-то из гостей. Пока мужчины возились с костром и набивали котлы снегом, хозяин обратился к наиболее солидным из приехавших с просьбой помочь ему снять с медведя шкуру. Эта торжественная операция была проделана здесь же, на небольшом свободном пространстве внутри юрты. Потом опять-таки гости стали срезать с туши сало, стараясь, чтобы получились полосы подлиннее. Эти «ремни» загружали в котлы. Затем очередь дошла и до мяса. В конце процедуры с груды внутренностей, вываленных на изнанку шкуры, собрали нутряной жир.

Те, кто не смог приобщиться к мясу и жиру, развлекались как могли. Старики, чинно сложив на коленях руки, вели беседы, молодежь начала шумную пляску, к которой постепенно присоединялось все больше народу. В конце концов вода в котлах закипела – кушанье было готово. Народ быстро угомонился и начал вновь распределяться вдоль стен. Галгал выловил длинную полосу сала и начал обходить всех присутствующих, не пропуская детей. Каждому он говорил ритуальную фразу и, получив ответ, вкладывал сало в рот гостя, отрезал кусок возле губ и ждал, когда тот проглотит. После этого он наделял следующего. Когда все были одарены салом, начался дележ мяса. Порции все получали строго одинаковые, вне зависимости от пола и возраста, включая маленьких детей. Опустошенные котлы наполнялись заново.

Когда наконец пиршество было закончено, хозяин выставил на всеобщее обозрение голову медведя. Присутствующие принялись украшать ее гирляндами из травы и одаривать всякими безделушками. В заключение Галгал произнес длинную речь, в которой уверял медведя в том, что присутствующие не имеют отношения к его умерщвлению – это все злые русские. Мы же, хорошие ительмены, отнеслись к тебе со всем почтением и устроили в твою честь веселый праздник. Пусть твои сородичи знают об этом и впредь безбоязненно приходят к нам в гости.

После завершения ритуальных действий настал черед песен и танцев, которым не было конца.

Вся эта толкотня и суета Митьке быстро надоела, но деваться было некуда. Он, как и все, хватил приличную дозу полусырого медвежьего жира и мяса. После этого ительмены, включая многих стариков, до утра азартно отплясывали посреди юрты, а он мог только сидеть, привалившись к стенке, даже встать на ноги ему было трудно.

Новое восприятие мира, вторая «душа» чуть не сыграли с Митькой злую шутку в самом начале трапезы. У него создалось впечатление, что его «двойник» Дмитрий категорически против употребления медвежьего мяса. И дело тут не в брезгливости – просто он считает его смертельно опасным.

С практической точки зрения никакой пользы медвежий праздник жителям острожка не принес. Далеко не все гости приехали с запасом корма для своих собак. По правилам местного этикета их должны кормить хозяева, да еще и дать запас в дорогу, если ехать далеко. Тем не менее, с точки зрения ительменов, все прошло замечательно – будет что вспомнить в трудные времена! Иворет тоже приехал в гости, и Митька вернул ему фузею с остатками боеприпасов. Хозяин оружия прекрасно знал, как оно было использовано, но не попросил научить его стрелять…

В ожидании весны Митька нашел себе подходящее занятие – изготовление бата. При наличии железного инструмента – топорика с поперечным лезвием – работа оказалась несложной, но требующей аккуратности и точности. Собственно говоря, все самое трудное было уже сделано раньше – подходящий тополь найден, срублен и доставлен в поселок. Кто-то уже начал выдалбливать верх бортов, но потом бросил это дело, а Митька теперь продолжил. Впрочем, что-то долбить почти не требовалось. Нужно было подрубать древесные волокна возле кормы или носа и отслаивать их по длине, снимая древесину слой за слоем, пока не останется только внешний. Вот этот внешний слой повреждать было ни в коем случае нельзя.

* * *

Основой питания ительменов всегда была рыба – летом свежая, в остальное время сушеная или «квашенная» в ямах. Вечная мерзлота, в которой можно было бы делать погреба-холодильники, здесь отсутствовала, соли не имелось. На зиму в больших количествах заготавливались растительные продукты, однако с появлением русских их доля в питании туземцев сильно сократилась, поскольку пришельцы оказались большими охотниками до корешков, орешков, сладкой травы и кипрея. Основные запасы у ительменов тем или другим способом отбирались, как они сами отбирали у мышей запасы корешков сараны. Оставалась в основном рыба… И лакомством, и повседневным блюдом являлась также сушеная красная икра. Этот белковый концентрат обычно заедался мелко порубленной заболонью – относительно мягкой подложкой березовой или ивовой коры. По мере оскудения запасов в пищу шло все меньше икры и рыбы, а коры – все больше. Митька тоже ходил за корой, крошил ее и жевал, благо зубы его не уступали в крепости зубам чистокровных ительменов.

Ходить за корой приходилось все дальше и дальше, а сил у людей оставалось все меньше и меньше… Но весна все-таки наступила!

Первая зелень шла в пищу практически вся, за исключением откровенно ядовитых растений. Оттаявшую землю ковыряли костями и палками, выкапывая корешки, которыми пренебрегли осенью. Только все это не давало сытости – люди ждали рыбу. Лед сошел, но воды в реке оставалось много больше нормы, она была мутной и несла огромное количество мусора. Самые нетерпеливые из мужчин пытались ставить сети в заводях, где течение было не таким быстрым. Они потом горько жалели об этом – мусора набивалось столько, что сети впору было выбрасывать и вязать новые. Их, конечно, не выбрасывали, а долго и упорно вычищали и распутывали.

В земляных юртах стало сыро и неуютно. Люди начали перебираться в балаганы – травяные шалаши, высоко поднятые на сваях.

В конце концов вода спала и очистилась. Во всех подходящих местах были поставлены сети с поплавками из бересты. И вот настал-таки долгожданный день – первая чавыча была торжественно съедена всем населением острожка. На другой день попалось сразу три рыбины, потом две, потом пять…

Голод отступал, люди вновь начали радоваться жизни. Однако до праздничного обжорства дело все никак не доходило – рыбы было мало. Впрочем, люди почти не беспокоились – впереди был ход кеты и горбуши.

Примерно к середине лета люди могли уже объедаться рыбой сколько угодно. Это, однако, вовсе не означало, что ее стало много. Много – это когда не видно дна, когда по берегам образуются валы из тухлятины, когда обожравшиеся собаки еле таскают раздутые животы. По времени уже пора было начинать заготовки на зиму, но никто этим не занимался – из-за нескольких десятков рыбин не стоило и заморачиваться. Люди ждали настоящего хода, собаки подбирали объедки, по берегам рек бродили толпы голодных недоумевающих медведей. А рыбы все не было…