Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Севка не нашелся, что ответить на этот вопрос.
– Мы не туда едем, – вдруг подал голос Вася.
– В смысле? – не поняла Шуба.
– Памятник Гагарину находится в противоположной части города.
– Ты что-то путаешь, Гагарин в обнимку с ракетой стоит у южного выезда из города, – не отрывая глаз от дороги, возразила Лаврухину Шуба.
– У Северного, – тихо, но твердо сказал Вася.
– У Южного!
– Не отвлекай ее! – заорал на Лаврухина Фокин. – Если мы на такой скорости влетим в столб, то… то от столба ничего не останется!
– У Северного, – упрямо повторил Вася.
– У Северного выезда стоит памятник колхознику и колхознице! – заорала Шурка.
– Я участковый, я лучше знаю, – с невиданным упрямством уперся Вася.
– А я водитель с десятилетним стажем! Я этот город вдоль и поперек исколесила!!! – завопила Шуба.
– Тогда почему нам по пути не попалось ни одной машины стритрейсеров? – ехидно поинтересовался Лаврухин.
Торможение было страшным. Севку швырнуло вперед, и, если бы не ремень безопасности, он вылетел бы через лобовое стекло. Завоняло паленой резиной и еще чем-то – кажется, Шуркиным потом.
– У Северного выезда стоят колхозник и колхозница, – без прежней уверенности повторила Шуба.
– Гагарина, по-моему, вообще давно снесли, – переведя дух, поделился своими соображениями Севка.
– Это Феликса Эдмундовича снесли, а Гагарина, наоборот, реставрировали, – отозвался Лаврухин, который отчего-то оказался на полу.
Шуба сделала «полицейский разворот» и, втопив педаль газа в пол, помчалась в обратном направлении.
– Ты куда? – спросил Севка.
– Куда получится, – огрызнулась Шурка, прибавив газу.
Фокин почувствовал, как щеки вжимаются в череп, а коренные зубы давят на глаза.
Лаврухин сзади начал громко икать.
Лицо у Шубы стало злым и сосредоточенным. Она вдруг опять резко затормозила, развернулась через двойную сплошную и полетела в обратном направлении.
– Шуба! – заорал Фокин. – Я чувствую себя идиотом! Что ты делаешь?!
– Я перепутала. Нам нужен памятник не Гагарину, а Чкалову. Я всегда путаю Астрахань с Арзамасом, а Чкалова с Гагариным.
– А Ницше с Кафкой ты не путаешь?! – завизжал Севка. – Куда ты прешь?! Чкалов стоит в парке Кирова! Подожди, нет, он стоит на площади Котовского!
– Он стоит возле кинотеатра «Аврора», – бесстрастно ответила Шуба, на скорости сто пятьдесят уворачиваясь от гужевой повозки, на которой по ночам катались влюбленные.
– У «Авроры» стоит скульптура папы Карло и Буратино, – сквозь зубы процедил Фокин. – Я частный детектив, я этот город как свои пять пальцев знаю.
– Братцы! – икнул сзади Лаврухин. – А давайте в другую игру поиграем. Что-то эта мне надоела…
Шуба, по-мужски поиграв желваками, взяла резко влево и помчалась дворами, ныряя в темные арки и проскакивая между мусорными контейнерами.
Севка закрыл глаза, чтобы не смотреть смерти в лицо. В кармане уже несколько минут вибрировал мобильный, но разговаривать ни с кем ни о чем не хотелось. Мобильник заглох, но через секунду завибрировал снова.
– Вот я не понимаю, – сказал Вася, которого продолжала мучить икота, – если нам нужно просто поговорить со стритрейсерами о Говорухиной, зачем участвовать в этих чертовых гонках?!
– Никто тебе слова не скажет о члене команды, если ты сам не гонщик, – пояснила Шурка. – После гонок обычно происходит разбор полетов, вот и поговорим.
– Алло! – выхватил Севка из кармана трубку. – Говорите быстрее, пока я жив.
Минуту он слушал собеседника, чувствуя холод в животе, тяжесть на сердце и ощущая всю дикость и невероятность догадки, которая осенила его при словах, прозвучавших в трубке.
– Хорошо, – ответил Сева и, сунув телефон в карман, подул на руку, словно обжегся. – Говорухин приказал прекратить расследование, – пояснил Севка. – Он собирается идти в полицию, чтобы написать явку с повинной.
– Вон! Вон Гагарин у «Авроры»! – завопил Вася, тыча в окно пальцем. – И ракета при нем! И, блин, улыбка!
– Черт, – чертыхнулась Шуба, – всегда путала «Аврору» с южным выездом из города.
Севка тупо смотрел, как на них стремительно летит памятник, – Гагарин ли, Чкалов, Феликс Эдмундович, папа Карло и Буратино, – плевать, если врубиться в такую махину на такой скорости. А ведь главное, помирать обидно как раз тогда, когда он обо всем догадался, все понял и так мгновенно и правильно разложил все по пресловутым полочкам…
– Тормози!!! – заорал Вася. – Тормози, Дубленочка-а-а-а!!!
Шурка затормозила, но чуть позже, чем требовалось, чтобы остановиться точно у постамента с возложенными на него гвоздиками. Экстрима добавил «лежачий полицейский», который заботливо ограждал пешеходную зону от лихих водителей. Наскочив на препятствие, «Астон Мартин» взмыл в воздух и, пролетев несколько метров, вписался в центр скульптурной композиции, попав между Гагариным и ракетой. Машинка застряла на высоте второго этажа с крутящимися колесами. Если бы не ремни и не подушка безопасности, которая едва не выбила Севке зубы…
Откуда-то снизу раздались аплодисменты и крики.
– Поздравляю, мы пришли не последними, – выдохнула в подушку Шуба и уточнила: – Все живы?
Фокин оглянулся и увидел бездыханного Васю. Лоб Лаврухина наискосок пересекала большая царапина.
– Участкового грохнула, – злорадно сообщил он Шурке. – Эй! – потряс Сева Лаврухина за плечо. Машина так прочно сидела в ловушке, что от тряски даже не закачалась. – Эй, Вася! Черт, он головой сильно ударился, как бы лампочку не стряхнул…
– Теперь здесь будет памятник Лаврухину, – вздохнула Шуба и, глянув вниз, обрадовалась: – Смотри, ребята нам лестницу тащат!
Посмотрев в окно, Севка увидел, как двое парней пристраивают к Гагарину длинную лестницу.
– Мы какими по счету пришли? – свесившись из окна, крикнула Шурка.
– Третьими! – ответил светловолосый парень. – Вам полагается маленький приз – тысяча рублей!
– На каждого? – уточнил Севка.
– А сколько вас? – спросил парень.
– Двое и один труп.
– Труп не считается, – захохотал парень. – Трупам вознаграждение не полагается!
– Я не труп! Я раненый! – заорал Вася и первым катапультировался из машины, перемахнув через голову Севки и спустившись по лестнице с ловкостью обезьяны.
– Ты больше не занимаешься делом Говорухина? – тихо спросила Шуба.
– Занимаюсь, – твердо ответил Севка. – Если Говорухин сядет, то настоящий убийца останется на свободе. Я не могу этого допустить.