– Хорошо, спасибо. Передам обязательно.

Когда она вошла в класс, повисла напряженная тишина; все взгляды обратились к ней, пока она пробиралась на свое место. Конор Локхед, местный хулиган, подошел и сел на край ее парты.

– Эй, – сказал он, – а правда, что твой братец изнасиловал девчонку?

Элли села, не обращая на него внимания.

– Он в тюряге, что ли? – не унимался Конор.

– Нет.

– Так значит, не насиловал?

– Нет.

– Он в колледж вернулся?

– Пока не разрешили. Конор, кажется, не понял.

– Ты же вроде сказала, он не виноват.

– Не виноват. Послушай, мне нельзя говорить на эту тему.

Она достала бумагу и ручку и уставилась на пустой лист. Нарисовала дерево, на ветках которого росло множество голов, оскаливших зубастые пасти. Ей хотелось, чтобы у нее был друг, чтобы кто-то сейчас сидел рядом и охранял ее.

Вошел мистер Донал, кашлянул и, завидев Элли, улыбнулся:

– С возвращением.

И все. В руках у него была стопка тестов; он быстро раздал их, и вскоре они были уже заняты подбором решений. Великолепный план. Полная тишина. Никаких разговоров. Ни пошевелиться, ни встать, ни выйти в туалет; никто не пройдет мимо и не толкнет ее локтем в спину. Но идиллия длилась всего пятнадцать минут, а потом прозвенел звонок на первую перемену.

На математике первым к ней подошел Дэнни, шести футов росту, единственный парень, с которым она целовалась. Он пригласил ее на последний танец на рождественской вечеринке, а с тех пор они не разговаривали. Она краснела каждый раз, когда видела его, и сегодняшний день не был исключением.

– Слышал про твоего брата, – сказал Дэнни. – Мне жаль.

Спасибо.

Суд уже назначили? Она покачала головой, зная, что выглядит угрюмой букой, но у нее ни слова выдавить не получалось, она едва могла взглянуть ему в лицо. Не так она представляла себе их следующий разговор.

– Что ж, удачи вам.

Он ушел, но эстафета продолжалась: не успела даже краска сойти с ее лица, как палочку подхватила подруга Карин.

– Вся школа только о тебе и гудит, – протянула она.

– Обо мне или брате?

– Ну, поскольку его здесь нет, значит, остаешься ты.

Элли уставилась в учебник по математике, моля учителя поторопиться, и попыталась отвечать как можно более односложно.

Девчонка тем временем склонилась к ней:

– Карин никого не хочет видеть. Заперлась в квартире и не выходит на улицу. Ты это своему братцу передай.

– Мне запретили говорить на эту тему. Но девушка как будто не слышала ее слов:

– Мы ей посылаем сообщения, но она не хочет с нами встречаться. Ни с кем. Даже со Стейси.

– Извини, но мне нечего сказать.

– Неужели тебе не стыдно? Элли бросило в жар.

– С какой стати мне должно быть стыдно?

– Ну, знаешь, если бы я была единственным человеком в доме, когда рядом кого-то насиловали, то меня бы совесть загрызла!

У нее как гора с плеч рухнула, когда вошел мистер Фэриш и наконец начался урок. В тетради Элли записывала формулы, но в голове пыталась воссоздать последовательность событий, словно раскладывая фотографии в хронологическом порядке. Вот Том приводит к ним домой Карин, Стейси и троих приятелей. Субботний вечер, родителей нет дома. Элли поднимается наверх. Чуть позже выглядывает в окно и видит Тома и Карин – они обнимаются. Еще позже целуются на лестнице у двери в ее комнату. Рука Тома ползет по спине Карин. Та поднимает ножку, обутую в туфлю на каблуке, и прижимается к нему плотнее.

Никто не знал о том, что Элли видела этот поцелуй, ни одна душа в мире. Если Тому нравилась Карин, а он нравился ей, зачем ему обижать ее? Зачем брать то, что она готова была отдать и так?

За математикой шел английский – последний урок перед большой переменой. Одноклассники или настойчиво задавали вопросы, или сидели молча и сверлили ее взглядами. Может, когда все наконец насмотрятся на нее и определятся со своим отношением, все вернется на круги своя и они и дальше будут вести себя так, как раньше, то есть не замечать ее в упор?

На перемене в коридоре оказалось не так уж ужасно. Никто ее не толкал, не пихал и не прижимал к шкафчикам. В туалете была лишь одна другая девочка, и та улыбнулась и просто поздоровалась.

Элли начала расслабляться. Не так уж все плохо. Вот Карин сейчас намного хуже – сидит в своей квартире, ни с кем не общается. Наверняка жалеет, что заварила эту кашу, и мечтает, чтобы Том был ее парнем, а не злейшим врагом.

И вот когда она увидела Стейси с подружкой на скамейке под деревьями, то сразу решила, что сделает.

Вдруг преисполнившись мужества и уверенности, подошла и встала перед ними. Те в полном изумлении уставились на нее. Но отступать было уже поздно.

– Как там Карин? – спросила она. Стейси медленно покачала головой:

– Ты со мной разговариваешь?

– Да. Я спросила, как Карин.

– Отвянь.

– Мы с тобой встречались, когда ты тогда пришла ко мне домой, помнишь? Я знаю, что вы дружите, и не хотела делать вид, будто мы не знакомы. Я так решила.

– Решила? – Стейси скривилась, будто в рот ей попало что-то горькое.

– Да. – Элли поняла, что вся красная, и возненавидела себя за это. – Говорят, она не выходит из дому.

Стейси встала и сделала шаг ей навстречу. У нее были тонкие губы и бледная кожа. Глаза карие. Раньше Элли этого никогда не замечала.

– Если бы твой долбанутый братец мне слал сообщения с угрозами, я тоже боялась бы выйти.

– Но ему запрещено посылать ей сообщения…

– Я говорю о том, что было до того, как она сказала, что пойдет в полицию.

Элли покачала головой. Она понятия не имела, о чем это Стейси.

– Но как она сейчас? Меня вот что интересует. Стейси подошла еще на шаг:

– Карин не выходит из квартиры, не хочет общаться с нами, не ходит в школу. У нее нервный срыв. Довольна?

– Мне очень жаль.

– С чего бы это? Что ты сделала, чтобы жалеть?

– Ничего. Мне просто жаль. Можешь передать ей это?

– Думаешь, ей есть дело до твоих гребаных сожалений?

От унижения у Элли все лицо горело, и шея, и грудь. Даже кончики пальцев. Она отвернулась. Но Стейси схватила ее за рукав:

– Никуда ты не пойдешь!

Элли вырвала руку и попыталась пройти мимо них, но Стейси с подругой окружили ее с двух сторон и начали теснить к забору. Идеальный маневр – они его словно отрепетировали. Встали перед Элли, загородив ей путь. Она попыталась ответить им твердым взглядом, но трудно было сосредоточиться: площадка плыла перед глазами.