— Да. — Он бросил на нее мимолетный взгляд, но его оказалось достаточно, чтобы сердце Элизабет учащенно забилось. — Можно посетить их перед вашим отъездом, если желаете.

— Это было бы любопытно, — согласилась она учтиво. — Уверена, Джулии тоже захотелось бы посмотреть.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил он с легкой иронией в голосе, давая ей понять, что чувствует ее нежелание вновь остаться с ним наедине. Было видно, что это его забавляет.

Вот и прекрасно! Вот и замечательно! — твердила она себе упрямо. Не все ли равно, как воспринят намек, — главное, что он понят.

Густые сумерки сменились бархатной чернотой ночи, когда они свернули на широченную подъездную аллею, ведущую к замку Лавалей, и через некоторое время подъехали к площадке, которая уже была плотно заставлена роскошными автомобилями — символами богатства своих владельцев. Неподалеку возвышалось внушительных размеров здание, стены которого слегка серебрились в свете только что поднявшейся над горизонтом молодой луны.

Выйдя из машины вслед за Филиппом, Элизабет неожиданно подумала, что среди приглашенных на вечеринку наверняка будет много людей типа Джона, — жадно ищущих богатства, развлечений и «красивой жизни». Жгучие темные глаза внимательно следили за каждым ее движением.

— Вас что-то волнует? — В голосе Филиппа чувствовалась какая-то напряженная вкрадчивость.

— Нет, конечно, нет.

— Нет? — Он отступил на шаг, скрестив руки на широкой груди, и оглядел ее строгим взглядом. — Я вижу неодобрение на вашем лице, даже неприязнь. Разве я не прав?

— Я… — Элизабет не знала, что сказать, да и что она могла сказать? И тут раздражение, которое этот человек с такой легкостью возбуждал у нее, пришло к ней на помощь. — Я имею право держать свои мысли в тайне? — спросила она с подчеркнутой холодностью. — К тому же они едва ли представляют для вас интерес.

Филипп одним шагом преодолел разделявшее их расстояние, прижал ее к себе и жадно приник к ее губам в долгом, обжигающе страстном поцелуе. Одной рукой он держал ее за талию, а другой — за шею возле затылка, запрокинув ей голову так, чтобы было удобнее овладеть ее губами и ласкать их. В этом поцелуе не было и следа робости или деликатности — только желание обладать, которое совершенно ошеломило Бетти и на короткое время подавило всякую волю к сопротивлению.

— Нет… — Как только к ней вернулась способность чувствовать и говорить, она попыталась сопротивляться. Но он притиснул ее к себе с такой силой, что дальнейшее сопротивление стало бесполезным.

Его губы и язык исследовали каждый уголок ее рта, заставляя все глубже погружаться в омут чувственных ощущений. Этот поцелуй был таким, каким, в ее представлении, и должен был быть настоящий поцелуй. Ее тело стало гибким и податливым в его руках, отвечая на чувственный призыв точно так же, как прошлым вечером у винтовой лестницы, — непроизвольно, без участия разума. Но ей все-таки нужно было обратиться к разуму.

На этот раз, когда Элизабет вновь попыталась высвободиться, он отпустил ее сразу же и чуть отодвинул от себя, придерживая руками за талию и глядя сверху вниз в ее разгоряченное, покрасневшее лицо.

— Вы сказали… — Бетти запнулась и поднесла дрожащую руку к волосам, прежде чем заговорить вновь. — Вы сказали, что больше не будете этого делать.

— Я солгал. — Он медленно улыбнулся, ласково поглаживая ее золотистые волосы. — Я очень нехороший человек.

— Я не хочу… — Она покачала головой, подбирая слова, которые не вызвали бы гневного протеста его властной натуры. — Я не хочу этого, Филипп, — я имею в виду то, что было сейчас.

— Вы не хотите чего? — спросил он мягко, все еще продолжая удерживать ее за талию. — Поцелуя? Но что плохого в одном маленьком поцелуе?

Как он мог так резко меняться? — спрашивала она себя беспомощно. Сидя рядом с ним в машине, Элизабет почти физически ощущала волны желания, исходившие от его большого, сильного тела, и, когда они вышли из машины, он был зол на нее, и она это знала. Но теперь… на его устах была такая притягательная улыбка, что у нее перехватило дыхание, и она ощутила себя рядом с ним маленькой и слабой. Мирей, высокая, с огненно-рыжей шевелюрой, подошла бы ему намного лучше.

Эта мысль придала ей силы, чтобы отстраниться с такой резкостью, что его руки сами собой соскользнули с ее талии.

— В поцелуе нет ничего плохого, — сказала Элизабет с холодностью, от которой были далеки ее чувства. Плохого?! Это было великолепно, и в то же время ужасно, ужасно опасно! — Но я не состою с вами в близких отношениях или в случайной связи, поэтому, если вы не возражаете…

— Случайная связь?! — Ну, теперь ей точно удалось отделаться от «пылкого любовника», подумала она с кривой усмешкой, наблюдая, как прямо на глазах меняется его лицо: сходятся брови, разгораются яростным огнем глаза, а рот искажает гримаса. — Случайная связь?

— Или любой эквивалент этому во французском, — сказала Элизабет равнодушно, хотя внутри у нее все оборвалось. — Оставляя в стороне тот социальный подтекст, который это выражение приобрело в наши дни. Я всегда полагала, что между мужчиной и женщиной должно быть нечто большее, чем похоть. Мы сейчас идем на вечеринку?.. — Она запнулась и сникла, когда увидела, как потемнело его лицо.

Филипп пристально смотрел на нее секунд тридцать, не произнося ни слова, затем взял за руку, до боли сдавив пальцы, и заставил почти пробежать вместе с ним оставшееся расстояние до огромных ступеней перед массивной дубовой дверью.

— Что вы делаете? — протестовала Элизабет, запыхавшись и едва поспевая семенить рядом на своих трехдюймовых каблуках.

— Вы хотите идти на эту проклятую вечеринку? — спросил он резко. — Ну, так мы как раз идем туда, не так ли?

Элизабет была рада получить несколько секунд передышки перед тем, как открылась дверь. Свинья! Высокомерная свинья! Устроить ей такую гонку и только из-за того, что она воспротивилась его любовным домогательствам.

— Улыбайтесь.

— Что?

— Улыбайтесь! — Она никогда раньше не подозревала, что можно кричать, не повышая голоса, как он это делал сейчас. — Я не войду с вами в эту дверь, пока вы не смените выражение лица. Можно подумать, что вы провели ночь с маркизом де Садом, — сквозь зубы процедил Филипп.

Когда дверь открылась, и маленькая горничная проводила их в гостиную, Элизабет все же ухитрилась изобразить улыбку, которая чуть было не погасла, когда, вынырнув из людской толчеи, перед ними внезапно появилась Мирей. Едва завидев Филиппа, она одарила его сияющей улыбкой. Ее высокая стройная фигура была упакована в короткое вечернее платье черного цвета, которое выгодно подчеркивало длину ее стройных ног и прекрасно оттеняло огненный цвет волос.

— Дорогой… — Она простерла к нему руки жестом, который мог бы сделать честь многим актрисам, но мало что добавлял к шарму молодой француженки. — Ты здесь. И Элизабет… — Когда в следующий момент Элизабет обнаружила себя в надушенных объятиях, то постаралась не показать своего удивления. — Как приятно видеть вас вновь, — произнесла Мирей сладким голосом, придав лицу соответствующее выражение. — Вы должны подойти и познакомиться со всеми.