я, при этом до предела обострив способности к эмпатии.

Попытка перетянуть меня на свою сторону от недавнего кандидата в рабы выглядела весьма сомнительно. Но профессия журналиста, как и торговца, очень хорошо сочетается с ремеслом шпиона.

— Ни малейшего! Не стану скрывать: подходили и от наших надзирающих органов, и от... иных сил. Но я ещё в детстве выбрал своё призвание: служить глазами и устами нашего общества — не зашоренными! И не собираюсь от этого призвания отступать! — с претензией на выспренность ответили мне.

И, что важнее — правдиво.

А вот я, наоборот, как раз пыталась провернуть нечто похожее на вербовку, используя эмпатию и деэмпатию для того, чтобы расположить собеседника к себе. Не факт, что такой контакт принесёт большую выгоду, но и просто поговорить с умным и не настроенным на конфликт обладателем иных взглядов бывает полезно. Да и выход на представителя честной, но не прореволюционной прессы — репортажи и очерки Кизаши, как он уверил, регулярно издаются в издательских домах и типографиях Столицы — может пригодиться.

— Что же, я запомню ваши слова. Но всё-таки останусь при своих, — слабо качаю головой. — Нашу родину сотрясают смуты и войны с колониями и соседями. Даже те, кто пока сохраняет нейтралитет, следят за событиями с хищным интересом. Если воспользоваться вашей аналогией, то нынешнее положение дел — это буря, а Империя — корабль, — вспомнила я сравнение любимое многими земными политиками-националистами.

Никогда не нравилась эта лицемерная риторика, но для нынешней маски сойдёт, тем более Онест продвигает нечто похожее.

— Может быть, корабль Империи устарел, оброс ракушками, имеет течи и в целом стал довольно некомфортным местом для большей части экипажа и пассажиров. Но он всё равно обеспечивает наше существование в недружественном мире. И чтобы дать ему капитальный ремонт, его сначала нужно завести в тихую гавань и поставить в док. А радикальные реформаторы и революционеры предлагают нам сломать и сжечь «прогнивший» лайнер и на пепелище строить новый. В открытом море, посреди шторма.

Делаю небольшую паузу, чтобы бросить в рот очередную сладость и выпить тёплого чая. Кизаши не стал прерывать тишину своими репликами, предпочтя последовать моему примеру.

— Вы можете сказать, что корабль Империи — не есть экипаж её государства, — продолжаю ненадолго прерванную мысль. — Но попытка поменять офицерский состав (плохой или хороший — не мне судить) немногим лучше первого варианта. Ведь вокруг не только бушует стихия, но и у подножия капитанского мостика идет драка тех «умников», которые считают, что знают, как лучше строить новый корабль. Перед этим собираясь сломать старый. Который, напомню, хранит нас в море. Если уступить место рядом с Императором этим… деятелям, они неизбежно продолжат и свою подрывную активность, и не прекратят драку, которая будет идти уже подле штурвала. Что, как вы понимаете, не закончится ничем хорошим. И так как моё призвание — защищать Империю... ту самую, чьи люди спасли нас с ребятами от голода, жизни на улице или иного незавидного будущего, а после сделали теми, кто мы есть... что ж. Я, помня это, всеми силами буду препятствовать негативному течению событий.

А каким образом я стану это делать и что подразумеваю под «негативным течением» — об этом умолчим и предоставим додумать собеседнику. Как и об истинных чувствах к «прекрасным людям», благодаря которым я стала той, кто есть сейчас. Тем более, исходя из рационального, но всё-таки охранительского контекста моих речей, сопровождаемого явственным душком национализма, выводы (очевидные, но неправильные) и сами напрашиваются.

— Трезво, — понимающе, но не скрывая лёгкого разочарования, произнёс Кизаши. — Не могу сказать, что с вами согласен, однако я писатель и журналист, а вы воительница и представитель силовых структур, совершенно неудивительно, что мы видим мир и общество через призму собственных — и различных — мнений.

Публицист-журналист улыбнулся.

— У вас живой, не закостенелый ум, — продолжил он. — Поэтому я верю, что в эти богатые на неожиданности и потрясения годы вы сумеете отыскать верный путь к спокойной гавани. А там сможете побудить окуклившийся в своём благостном мирке «экипаж» к началу трудной, но жизненно важной для всех реставрации.

— Я тоже надеюсь на лучшее. Кстати, вы ведь выходец из рода алхимиков? Можете посоветовать качественную литературу на тему…

К сожалению, особыми знаниями по алхимии мой визави не блистал: в детстве его пытались учить, но без особого толка. Впрочем, названиями кое-каких относительно общедоступных материалов он поделился, даже пообещал потом прислать ещё, если удастся вспомнить или спросить у тех из родственников, с кем у него нормальные отношения. Для этого пришлось оставить ему почтовый адрес арендуемого домика. Кизаши свой тоже оставил, очевидно, собираясь сохранить связь с такой интересной личностью, как высокоранговая убийца на зарплате.

Что касается информации по интересующим меня вопросам, её у Кизаши хватало. Правда, большая её часть перекрывалась уже имеющимися данными, полученными от агентуры Тайго, болтливых мертвецов, горцев, подопечных Юрэя и иных. С другой стороны, журналист, нашедший своё призвание в донесении до людей правдивых событий, собирал сведения исходя из собственных задач. Поэтому, даже повторяя известное мне, он добавлял множество деталей — порой просто небезынтересных, а порой и важных.

После того, как мы (ну хорошо, в основном, я) уничтожили выставленные запасы сладкого и допили успевший остыть чай, пришлось сделать небольшой перерыв, пока работники кухни принесут испёкшиеся за время нашей беседы булочки и новый чай к ним. Тут на голоса и вкусный запах подтянулся выискивающий себе увлекательное занятие Кей, за ним подошла Акира, а в конце на огонёк явилась и парочка вернувшихся здоровяков. Бывший кандидат в рабы, видя такой наплыв источников для своих заметок, испытал нешуточный подъём.

А вот мне стало не до радости: бессовестные налётчики с невиданным энтузиазмом начали уничтожать мои вкусняшки!

Акира, заявившаяся с кроликом на руках, ещё и не постеснялась мне попенять за то, что я-де за ним не слежу. Позволяю, мол, бегать где ни попадя.