Камила зарделась от смущения и радости:

– Правда, сэр?

– У вас великолепная рекомендация, – сказал адмирал, – от Его величества.

Камила едва удерживалась от слез. Выпалив скороговоркой, что не смеет больше задерживать адмирала и мешать его разговору с Таском, она торопливо поднялась по трапу из кабины экипажа в главный отсек «Ятагана».

Оставшись одна, она поняла, что проделала этот путь, чтобы не заплакать на виду у Дикстера и Таска.

– Ну, нет, – категорическим тоном сказала она. – Плакать – ни за что!

Все так, как должно быть.

– Хотела бы я верить в это, – вздохнула она и нахмурилась, – если бы могла…

Но что это лежит вон там, на кушетке? Странно… Камила была уверена, что секунду назад там ничего не было.

Первым ее побуждением было позвать Таска.

Однако она не стала делать этого. Осторожно, медленно она приблизилась к кушетке и прикоснулась к лазурно-голубой накидке, аккуратно прикрывавшей что-то твердое и угловатое. Затаив дыхание, медленно приподняла накидку.

Перед ее взором засияли серебряные доспехи.

Светлый Вестник неторопливо, торжественной поступью вошел в небесные чертоги. Сияние его озаряло тех двоих, что предстали перед ним в ожидании решения Высшего суда. Они стояли высокие, величавые, непокорные. Сверкали золотые доспехи на нем и серебряные – на ней.

Светлый Вестник взошел на трон.

– Подойди ко мне, Дерек Саган, – сказал он.

Саган повиновался и остановился перед ним.

– Саган, ты совершил немало злых дел, но я не вижу в тебе раскаяния и не слышу мольбы о прощении, – прозвучал глас с заоблачных высей.

Саган молчал, не поднимая глаз.

– Ты знал волю Божью, Саган.

– Знал, – ответил Саган.

– И ты сознательно противился ей.

Саган плотно сжал губы. Вспыхнули его темные глаза.

– Да, я сознательно противился ей, – не сразу сказал он.

– Нет, он не противился Божьей воле! – протестующе воскликнула Мейгри, подойдя к Сагану и встал рядом с ним. – Не противился. Он пожертвовал своей жизнью…

– Нет, противился, – остановил ее Саган. Его поднятая рука предупреждала ее возражения. – Ты знаешь, что Дайен должен был погибнуть.

– Не может быть. Это неправда, – неуверенно сказала Мейгри.

– Это правда, – сказал Саган. – Таково было предначертание обряда. Флэйм – король, Дайен – мученик. И я задумал…

– Но зачем? – спросила Мейгри.

– Неисповедимы пути Господни, – сурово произнес Светлый Вестник. – Саган, мы будем милосердны к тебе, если убедимся, что тобой, как и Мейгри, двигало сострадание, самоотверженная любовь и верность, С тех пор, как ты сознательно скрыл от нас тайну своего сердца, ты единственный, кто знает правду. Что побудило тебя не повиноваться Богу? Гордость, высокомерие, строптивое стремление доказать собственную силу? Противился ли ты воле Господней лишь потому, что хотел показать Ему, на что ты способен?

Саган в ответ лишь мрачно улыбнулся.

– Так что же двигало тобой, Саган?

– Поверите ли вы мне? – спросил Саган.

– Я дам тебе еще одну возможность. – Устремленный на Сагана взгляд Светлого Вестника был полон печали и сострадания. – Признайся во всем, исповедуйся и покайся, чтобы заслужить прощение своих грехов.

Саган молчал, глядя в одну точку прямо перед собой.

– Ну что ж, нам остается лишь признать, что ты грешен и виновен. Мейгри, ты сознательно расторгла свой договор с Богом. Ты перешла из этой благословенной сферы в физическую. Ты участвовала в делах живых и тем самым также противилась воле Божией. Раскаиваешься ли ты в этом? Молишь ли ты Бога о прощении? Подумай, прежде чем дашь ответ. Вспомни о той ужасной каре, которая может постигнуть тебя.

Врата мрака отверзлись перед Мейгри.

– Взгляни туда, Мейгри. Я повторяю то, что уже сказал тебе однажды. Ты будешь ввергнута в тот страшный мир и сумеешь вернуться в эту благословенную сферу, лишь пройдя долгий и трудный путь, полный мук и страданий. Многие из тех, кто погиб на этом пути, жили в ужасных мучениях, утратив всякую надежду на мир, покой, искупление грехов и спасение души. Ты стоишь перед выбором, и решать тебе одной.

Перед глазами Мейгри открылся путь, ведущий из света во мрак. Она дрогнула и отвернулась, опустив голову.

Саган тоже увидел этот путь. Даже он побледнел и испытал страх, но шагнул вперед и встал рядом с Мейгри.

– Она не одна, – сказал он.

– Таков твой выбор, Саган? – спросил судья.

– Да.

– И твой, Мейгри? Или ты готова покаяться?

– Зачем спрашивать меня об этом? Я готова вернуться к нему снова, если нужна ему, хотя бы мой путь преградили все силы преисподней.

– Ты выдержала бы это испытание, – грустно сказал Светлый Вестник. – Так иди же с ним, Мейгри, а ты – с ней, Саган. Таково наше милосердие. Ваш путь темен и опасен, но вы не свернете с него. Вы найдете его, если будете искать. Ищите да обрящете. Но это будет нелегко. Господь да поможет вам.

– Ему не придется бояться за нас, – сказал Саган и повернулся к Мейгри, с поклоном подавая ей руку. – Миледи?

Их руки встретились.

– Милорд, – отозвалась Мейгри.

И так, вместе, не оглядываясь, они шагнули во мрак.

– Большего сделать для них мы не могли, – сказал Светлый Вестник Бессмертному Всевидящему Оку.

Врата закрылись за Саганом и Мейгри. Светлый Вестник сошел со своего трона и остановился перед человеком с озабоченным лицом.

– Слушаю тебя, Платус. Говори.

– Они спасли Дайену жизнь. Они помешали жестокому, бессердечному человеку стать королем. Разве это плохо?

– Тысячелетия прошли с тех пор, как бессердечные и жестокие люди распяли Христа, сына Божьего в образе человека. Что было бы, если бы кто-то помешал им сделать это?

– Не знаю, – сказал Платус. – Наверное, спасенный прожил бы обыкновенную, счастливую жизнь.

– Но тогда не свершилась бы Божья воля.

– Не понимаю, – покачал головой Платус.

– Да, тебе этого не понять. Бог всему начало и конец, а вы, люди, лишь промежуток между началом и концом.

С удовольствием выражаю признательность известному физику Гарри Пэку за замечания, высказанные им. Он помог мне дать жизнь загадочным креатурам.

Выражаю также глубокую признательность Николь Харш, Майку Секуте, Жаннет Пэк, капитану Канадской королевской артиллерии Ричарду Дхуру и отставному капитану Канадской королевской артиллерии Дону Перрину за помощь в описании последней батальной сцены.