И, кажется, мое упорство начинало приносить плоды. Когда я в последний раз побывала в Лос-Анджелесе, мне показалось, что Марк настроен уже не столь решительно, как раньше. Почему – я точно не знала, но догадывалась, что мои подозрения относительно поведения Кло оказались верными: похоже, девочка «давала отцу прикурить» по полной программе. Мне, правда, не удалось поговорить об этом с Тиффани, которая страдала от таких сильных приступов утренней тошноты, что некоторое время назад ее даже положили в больницу, но потом снова вернули домой, порекомендовав постельный режим, однако я не сомневалась, что она подтвердила бы мои догадки. Нет, я, конечно, не желала зла ни Тиффани, ни ее будущему ребенку, и все же какая-то (быть может, не самая лучшая) часть меня надеялась, что Кло и дальше будет включать свои диски с записями Мэрилина Мэнсона на полную громкость.

Само́й Кло я о своих визитах в Калифорнию не сообщала. Да, я сражалась за нее, но, по моему глубокому убеждению, эта битва относилась к миру взрослых, и ей не следовало знать о ней больше, чем необходимо. Едва ли не больше всего я боялась, что если мне в конце концов удастся одержать победу, девочка может подумать, будто это произошло потому, что отец сам от нее отказался.

На веранде показался Томми, который держал в руках низкий и широкий ящик с рассадой подсолнухов. Он все-таки восстановил бабушкину теплицу, и я решила, что первыми цветами, которые я там высажу, должны стать ее любимые подсолнухи. Еще летом я посадила несколько штук вдоль забора сада, и сейчас крупные желтые цветки, похожие на улыбающиеся лица, напоминали мне о Бутси.

– Кэрри только что звонила. Она уже на празднике, говорит, народа собралось уже очень много. Она нашла свою клетчатую красно-белую скатерть и обещала прикрепить ее скотчем к столу до того, как мы привезем пироги.

– Очень хорошо. Спасибо, Томми. У меня тоже все готово, так что помогать мне не нужно. Лучше поезжай вперед – я знаю, Кэрри давно ждет, чтобы ты покатал Бо на карусели.

И я подмигнула брату, вспомнив, как в детстве мы вместе ходили на Праздник урожая. Какие бы лекарства Бутси ни давала Томми, на карусели, – а также на любом другом аттракционе, подразумевавшем быстрое движение по кругу, – его сразу начинало жестоко тошнить. Насколько я помнила, за все время брату так ни разу и не удалось переварить до конца сладкую вату, мороженое или подсоленные тянучки.

– Кольцо не забыл?

Томми похлопал себя по карману, в котором лежало обручальное кольцо Бутси. Когда-то оно принадлежало Аделаиде, но буквально за несколько дней до своей гибели она отнесла его к ювелиру, чтобы немного увеличить размер. Кольцо, таким образом, сохранилось и перешло к Бутси. Я нашла его в большой столовой супнице, когда чистила наше старое серебро. Должно быть, Бутси положила его туда, когда в последний раз чистила столовые приборы, да и забыла (этой супницей пользовались редко, уж больно она была громоздкая). Изящная золотая вещица показалась мне чем-то вроде привета или даже благословения от обеих женщин – от нашей бабки и от прабабки, поэтому, когда Томми сказал, что намерен сделать Кэрри предложение, я поняла, что кольцо нашлось не случайно.

– Не забыл. Знаешь, пожалуй, я поговорю с Кэрри до карусели, иначе может получиться очень неловко.

– Отличный план. – Я крепко обняла брата. – И еще – я очень за тебя рада! Честно!

– Что ж, может, в таком случае устроим двойную свадьбу?

– Там видно будет, – уклончиво ответила я. – Кстати, один из пирогов в холодильнике – твой, но только один. Остальные три для Коры, для Матильды и для миссис Шипли, поэтому если я хоть одного недосчитаюсь – оторву тебе руку и буду бить ею по голове. – Эту угрозу Бутси когда-то повторяла довольно часто, поскольку Томми – прожорливый, как все подростки, – частенько похищал из холодильника еду. Бабушка утверждала, впрочем, что гораздо больше ее возмущает не сам факт кражи, а то, что Томми оставляет за собой настоящую дорогу из крошек.

– Ой, боюсь! – В голосе брата я расслышала улыбку и сама улыбнулась.

Урожай был хорошим, и мы с Томми могли задуматься о том, что делать дальше. Неспешный круговорот сельской жизни всегда был мне по душе, причем в моих представлениях он всегда начинался именно осенью, когда фермеры убирали урожай и поля пустели. Это время казалось мне самым подходящим, чтобы задуматься о том, как будущей весной в землю снова падут семена, чтобы летом мы снова могли любоваться белыми и розовыми цветами хлопчатника, и как те в свою очередь превратятся в небольшие, наполненные невесомой, снежно-белой ватой коробочки; когда же собранный хлопок отправится в амбары и хранилища, поля вновь опустеют и затихнут, готовясь к долгой зимней дреме. У нас в Дельте этот цикл повторялся уже больше двух столетий, но только теперь я научилась черпать в нем утешение и спокойствие. Твердо знать, что после зимних холодов снова наступит весна, – это очень и очень много. Для меня, во всяком случае, этого было достаточно.

– Эй, а Трипп-то когда приехал? – спросила я, когда мой взгляд упал на припаркованный рядом с домом белый пикап.

В ответ Томми пожал плечами и поспешил сесть за руль своего автомобиля.

– Понятия не имею. Может, пока ты ходила в кухню за последними пирогами?.. – И, помахав мне рукой, брат развернул свой «Форд» и помчался по аллее значительно быстрее, чем было необходимо.

Насколько мне было известно, Трипп все утро был занят по работе, поэтому я не стала слать ему даже эсэмэсок, не сомневаясь, что он сам свяжется со мной, как только у него появится свободная минутка. Но он так и не позвонил, и я решила, что сегодняшний день был для него не самым простым – особенно если учитывать специфику его работы. В конце концов я все же отправила ему СМС с напоминанием, что он обещал ждать меня в семь вечера возле моего киоска с пирогами, но Трипп почему-то приехал ко мне домой.

Я уже собиралась вернуться в дом, полагая, что найду Триппа на кухне, но тут до меня дошло, что рядом со мной нет Снежка и что я вообще не помню, когда я видела собаку в последний раз. Тут же в голову полезли разные неприятные мысли; в частности, я вспомнила, что много лет назад, когда пес Томми, Снежок Первый, состарился, он сам ушел на болота, чтобы умереть вдали от людей. Мы долго его искали, но нашли, только когда заметили кружащих над кипарисами падальщиков.

При мысли об этом у меня буквально сжалось сердце. Я знала, что никогда больше не посмею посмотреть в глаза Кло, если с ее собакой что-то случится. Куда же мог подеваться Снежок?..

Развернувшись, я двинулась в обход дома к заднему крыльцу, где стояла собачья миска с водой. До захода солнца было еще больше часа, но дневной свет уже начал понемногу меркнуть, и желтовато-коричневые цвета болот смазались, превратившись в оттенки серого. Из-за дома доносились голоса, и я остановилась, пытаясь определить, кому они принадлежат.

– Где, черт возьми, моя лимская фасоль?! А это что такое? Теплица?! Это не теплица, а гребаный стыд!

– Юной леди не подобает сквернословить. – Это Трипп.