традиция, посоветовал Полю сократить церемонию всего одной фразой: «Моя семья и все мои родственники умерли десять лет назад от эпидемии чумы».

– Тогда, надеюсь, ваша жена благоденствует?

– У меня нет ни жены, ни детей.

– А вот это, лейтенант, очень плохо. Вы пока не осчастливили мир продолжением своего славного рода. – Мустафа печально покачал головой. – Неженатый мужчина в вашем возрасте, который не оставил миру потомства… – Алжирец задумался, воспринимая положение Поля как трагедию. – Я слышал, что президент Франции – человек храбрый и мудрый. Надеюсь, он здоров. – (Поль ограничился междометием.) – А его жена…

И тут Поль не выдержал:

– Мустафа, у тебя что-то на уме. Что?

Алжирец опустил глаза.

– Да, господин лейтенант. Вы позволите говорить откровенно? – спросил он и огляделся по сторонам, словно их могли подслушать.

– Разумеется.

– Мы слышали, что туареги взяли пленных.

– Да.

– Мы думаем, что среди них находится и моккадем. Он тогда поехал к колодцу. Его тела потом никто не видел. А без него некому направлять нас в молитве.

– Возможно, он в числе пленных, – сказал Поль. – Сказать наверняка не могу. Им всем надели… кожаные мешки.

– Вот-вот, лейтенант. Если он мертв, тогда мактуб, ибо на все воля Аллаха. Но если он жив и туареги – эти безбожники, родившиеся от верблюжьего дерьма, – издеваются над ним, мы должны отомстить. Нельзя оставлять моккадема в их руках.

– И чего ты хочешь?

Мустафа заговорил еще тише:

– Мы слышали, что лейтенант Диану отказался нападать на туарегов. – Алжирец откашлялся. – А у вас на этот счет другое мнение.

Поль сдержал вспыхнувший гнев. Значит, часовой проболтался.

– Мы хотим, чтобы вы знали: мы готовы пойти с вами и сражаться, как надлежит мужчинам. Мы хотим освободить пленных.

– Мустафа, мы – это кто? – взглянув на алжирца, спросил Поль.

– Найдется человек двадцать пять, а то и все тридцать, кто думает как я. Лейтенант Диану не стал атаковать после бойни у Тадженута. Он и сейчас не будет атаковать. И завтра тоже. Он… как бы это сказать?.. слишком встревожен. Мы готовы подчиняться вашим приказам. Можем отправиться сегодня же ночью.

Поль не хотел настраивать Мустафу против себя, но направление их разговора вызывало у него все большее беспокойство.

– Понимаю, – наконец произнес он, – но в данный момент я бессилен что-либо сделать. Лейтенант Диану прав. Атаковать туарегов сейчас бессмысленно.

Мустафа недоверчиво на него посмотрел:

– Но мы слышали, что вы…

– Мне нет дела до того, что вы слышали. А вам говорю: я согласен с лейтенантом. Мы освободим пленных и отомстим за моккадема. Но мы должны выжидать. Иного способа нет.

Мустафа ему явно не поверил, однако он не собирался поднимать бунт, а просто прощупывал почву.

– Ладно, лейтенант, – собравшись уходить, только и сказал Мустафа. – Но если передумаете, обязательно сообщите мне.

После того как все отправились на боковую, Поль еще раз попытался заговорить с Диану, но тот резко встал и отошел.

Спал Поль плохо. Его разум был взбудоражен. Сначала Эль-Мадани, потом Мустафа скрыто или в открытую обвинили Диану в нежелании действовать сразу после бойни в Тадженуте. По сути, в трусости. Однако Поля в тот момент в основном лагере не было, и оценить поведение Диану он не мог. Зато сегодня он видел и слышал, как вел себя лейтенант.

Ночь не принесла ему никакого ответа.

– По какому праву ты так поступил с французами?

Голос Муссы был похож на раскаты грома. Он спешил в лагерь ихаггаренов и буквально ворвался туда, направив своего мехари прямо к центральному костру. Мусса сердито взглянул на сидевшего у огня Аттиси, рядом с которым расположился Махди. Третий был ему незнаком. Аттиси поднял голову, посмотрев на нарушителя спокойствия:

– Мусса, я вижу, что ты сильно возбужден, и потому прощаю тебе эту грубость. Но человек, принадлежащий к знати кель-рела, не забывается до такой степени. Даже малые дети Ахаггара знают правила учтивости.

Махди наполнил чаем свою чашку и чашки сидящих рядом.

– Слезай-ка со своего грозного мехари да выпей с нами чая, – снисходительным тоном предложил он Муссе, словно тот был ребенком, вклинившимся в круг взрослых.

Мусса не шелохнулся в седле.

– Еще раз спрашиваю: по какому праву ты превратился в мясника?

– А ты посмотри на моего мехари, – ничуть не смутившись, предложил Аттиси. – Видишь, где теперь находится тобол? Разве ты не заметил?

– Так это аменокаль велел тебе расправиться с французами? Это было его решение?

– К твоему сведению, Мусса, аменокаль не давал мне никаких четких распоряжений. Он отдал решение в мои руки. Он лишь сказал, чтобы я обескуражил шейха Флаттерса. Думаю, шейх основательно обескуражен.

Спутники Аттиси засмеялись.

– Он тебе приказывал изрубить мертвые тела на куски? Застать противника врасплох и превратить в месиво? Ты так представляешь себе благородное сражение? Мы к тушам муфлонов относимся бережнее.

– Какой икуфар заслуживает отношения к его туше наравне с муфлоном? – спросил Тамрит, и его вопрос вызвал новый всплеск смеха. – Скажи, грубиян, тебя волнует то, что французы мертвы, или то, что их порубили на куски?

– Аттиси, кто этот человек, сидящий справа от тебя?

– Тамрит аг Амеллаль, – сам представился Тамрит. – А ты, значит, впечатлительный сынок варвара де Вриса?

Мусса соскочил с верблюда. Рука легла на эфес меча.

– Попридержи язык, Тамрит, если не хочешь его лишиться.

Тамрит сердито дернулся:

– Только из уважения к твоей матери я оставляю твою голову на плечах. Но еще одна подобная фраза – и я за себя не ручаюсь.

– А ты, смотрю, окружил себя сенусситами, – с упреком бросил Мусса, обратившись к Аттиси. – Это они тебя ведут, как ягненка? Они раздувают в тебе пламя ненависти и вероломства?

– Никто меня не ведет. Я сам иду, – спокойно ответил Аттиси.

– В таком случае ты весь в чужой крови. Впервые вижу, чтобы ихаггарены столь дико обращались с врагами.

– Наверное, ты мало жил среди нас, потому и не видел, – сказал Махди. – Пожалуй, тебе, как настоящему икуфару, стоит вернуться во Францию. Ведь тамошние зрелища для тебе приятнее.

– У кого язык повернется назвать бойню у Тадженута приятным зрелищем? – с вызовом спросил Мусса, обращаясь к тем, кто стоял поблизости. – Или Тадженут был местом, где сражались, не уронив чести?

– Наша честь не пострадала! – запальчиво возразил Махди. – Разве обманные маневры перестали быть оружием, используемым против врагов? Разве внезапное нападение – не такое же оружие, как меч? Везде, где видишь преимущество, нужно им пользоваться. Если бы наше дело было неправедным, Аллах не обеспечил бы нам победу.

– На протяжении всей истории мы вели войны с племенами тебу и шамба, – продолжал Мусса. – Нашим племенам