былой легкости, но все еще мягко и плавно. Потом она перевела взгляд на младшего брата — тот уже соскочил на землю, пока его жеребца под узды придерживал один из самураев, и подошел к отцу. Они обменялись парой фраз, и Такеши усмехнулся, покачав головой.

Младший брат.

Хоши возненавидела его, как только увидела. Ведь ее мать заболела сразу после его рождения. Но отец быстро все пресек, рассказав ей, кто настоящий виновник случившегося с Наоми. И что именно с ней случилось. После услышанного Хоши взглянула на брата совсем по-иному. Он стал для нее олицетворением силы и стойкости ее матери, ее борьбы и решимости. Она полюбила его так сильно, как не любила, наверное, даже отца. Ведь младший брат — часть ее матушки.

Очнувшись от воспоминаний, Хоши, наконец, посмотрела на своего жениха, который, напрочь, все это время не отводил от нее восхищенного взгляда. Позади него она увидела незнакомого мужчину в сером кимоно с пятью камонами, в лице которого смутно угадывались характерные черты мужчин из клана Асакура. Она напрягла память, вспоминая, были ли у отца ее жениха братья, и решила для себя, что тот должен быть одним из них.

Санэтомо-кун же так и замер на месте, неосознанно сжимая в руке поводья, и все смотрел и смотрел на Хоши. Она знала, что была красива, потому что унаследовала от родителей их лучшие черты. И надела сегодня фурисоде, которое носила еще ее мать — светлый шелк цвета нежно-розового рассвета, роскошная, насыщенная вышивка по подолу, длинные летящие крыльями рукава, струящаяся по ее телу ткань.

Пытаясь спрятать усмешку — потому что ее жених все еще не двигался — Хоши легкой, плавной походкой направилась им навстречу сама.

— Добро пожаловать домой, отец, Санэтомо-сан, Таро*-кун, — она остановилась в шаге от мужчин и поклонилась.

Такеши задержал на дочери дрогнувший взгляд и, приблизившись, поцеловал в лоб. Он почувствовал, как Хоши потянулась к нему, не отдавая себе в том отчета.

— Здравствуй, Хоши-сан, — ее жених, наконец, отмер, подошел к ней и поспешно обернулся к незнакомому мужчине, стоявшему в отдалении от него. — Пожалуйста, познакомься с моим дядей — Асакура-но Ёсицунэ.

— Добро пожаловать, Ёсицунэ-сан, — Хоши приветливо улыбнулась и вновь поклонилась.

Ей не понравился взгляд Асакура — слишком цепкий и пристальный, но она ничем не выдала себя. Она должна быть спокойной, словно гладь воды, она должна быть счастливой, словно по-настоящему влюбленная невеста, и она должна смотреть прямо в глаза Асакура; так, чтобы никто не понял, что она знает. Никто из них не должен догадаться, что она знает, что случилось с ее матерью по вине Дайго-сана.

И что потом сделал ее отец, чтобы отомстить за мать.

— Идемте в дом, — Хоши повела ладонью в сторону, и длинный широкий рукав фурисоде плавно заскользил по воздуху следом. — Должно быть, вы устали с дороги? Для вас подготовлены комнаты и горячая вода, и слуги принесут вам легкий перекус перед вечерней трапезой.

Ее жених шагнул за ней, словно слепой котенок, и Такеши, наблюдавший за ним краем глаза все это время, хмыкнул. Он был спокоен за дочь: Санэтомо-кун влюблен в нее до искр из глаз, и первое время эта любовь поможет Хоши окрепнуть в новом клане и встать на ноги. Такеши не сомневался, что за свою невесту-уже-почти-жену мальчишка пойдет и против отца, и кого угодно из родни.

Он понял это очень давно, когда впервые увидел, как маленький Асакура смотрит на него и на Хоши. Небольшое усилие — и Такеши крепко и надолго привязал мальчишку к себе. Потому что обратил на него внимание, потому что говорил с ним, как будто по-настоящему его видел — именно этого был лишен маленький Санэтомо-кун в своем клане. И даже теперь уже выросший и возмужавший, он все равно смотрит на него с тайным обожанием во взгляде.

Такеши думал, что даже его сыновья не смотрят на него так, как будущий глава клана Асакура.

Дождавшись, пока все Асакура войдут в главный дом поместья, сопровождаемые слугами, Такеши легко взлетел по ступеням и прошел следом. Внутри было непривычно шумно от множества чужих голосов, от последних приготовлений перед вечерней трапезой, и многолюдно: слуги и самураи в кимоно с разными камонами быстро шагали по коридорам, размещаясь или же помогая разместиться.

А вот в дальней части, где жила его семья, стояла привычная тишина. Воздух здесь словно застыл еще годы назад, и ничего не изменилось с той поры. Он шел, утопая в тишине, и в ней громко отражался даже обычно едва слышный шум его шагов. В какой-то момент он услышал голос Таро. Он и не сомневался, куда исчез его сын.

Двери в комнату были слегка приоткрыты, и в образовавшуюся щель Такеши увидел жену и двух сыновей: Наоми полулежала на футоне, опираясь спиной о стену и подушку, а Таро сидел подле нее на коленях на татами и живо, но негромко о чем-то рассказывал. Такеши впервые взял его с собой в столь долгую и насыщенную событиями поездку, и впечатлений у мальчишки хватит на год вперед. Пятилетний Кенджи, устроившись сбоку от матери, с восторгом смотрел на старшего брата, впитывая в себя каждое его слово.

В спину Таро светило солнце сквозь открытые настежь седзи, и его лучи скользили по бледному лицу и волосам Наоми, убранным в растрепанную косу, переброшенную на левое плечо. Наоми щурилась иногда, но не пыталась спрятаться от солнца. Она улыбалась, слушая сына, и время от времени поднимала тонкую руку, чтобы взъерошить его темные волосы. Таро привычно фыркал, но не смел отодвигаться. Кенджи тут же начинал недовольно сопеть, и Наоми, смеясь тихим колокольчиком, гладила по голове и его.

Наоми не услышала, а скорее почувствовала присутствие мужа, потому что резко перевела взгляд с сына на дверь, и в ее глазах вспыхнула улыбка. Такеши решительно раздвинул створки, досадуя, что Наоми его заметила за подглядыванием, хотя на самом деле он, конечно же, не подглядывал, а просто смотрел на нее.

Таро, заметив изменившееся выражение на лице матери, обернулся и порывисто вскочил, и Кенджи последовал его примеру. Они не смели сидеть в присутствии отца. Такеши махнул им рукой, и Таро послушно опустился обратно на татами, а Кенджи подбежал к нему, чтобы обнять. Он подхватил сына здоровой рукой, и тот довольно заверещал.

— Добро пожаловать домой, — Наоми слегка выпрямилась на футоне — самое большое, на что сейчас хватало ее сил. Но несмотря на усталость, при виде мужа и сыновей, ее взгляд лучился