Вошла Бригитта — тоненькая, миниатюрная, удивительно пропорционально сложенная. И когда она, сдержанно улыбаясь, остановилась в отдалении, казалось, весь свет, льющийся из двустворчатых окон в эту просторную комнату, устремлен только на нее одну. Одета она была скромно, просто. На высокой обнаженной шее никаких побрякушек, — а в то время в Германии входили в моду металлические позолоченные ожерелья в виде ошейников.

Бригитта встретила Вайса очень сердечно:

— Муж мне столько хорошего говорил о вас.

Иоганн, нахмурившись, покосился на Зубова. Тот поспешно объяснил:

— Я рассказывал Бригитте о твоих подвигах на фронте.

— Я выполнял обычный долг солдата.

За завтраком разговор был несколько принужденным. Вайс заметил, что его сдержанность и резкость обычных для наци суждений не вызвали симпатии Бригитты. Зубов почти все время молчал, и Иоганн решил пока отложить тот разговор с ним, ради которого он пришел сюда. А покинув дом Бригитты, тревожно размышлял о том, как бы эта сентиментальная, романтическая история не обернулась плохо для их общего дела.

Как-то в разговоре Лансдорф между прочим вспомнил об Ольге и сказал Вайсу, что, если русская, гостящая в доме баронессы, уже обрела зрение и психическое равновесие, ее надо будет в самое ближайшее время увезти, так как все уже подготовлено для заброски ее в советский тыл.

Так же обстояло и с Тихоном Лукичом. Хотя после ампутации рана еще не совсем зажила, Гвоздь убедил Дитриха, что медлить не следует. В таком виде он вызовет больше сострадания, а это облегчит ему возможность выдать себя за патриота, жаждущего работать на оборонном заводе.

Дитрих относился к Гвоздю почти с нежностью. Он гордился им как плодом своего блистательного и оригинального замысла. Считал этого человека как бы своим изобретением, которое должно прославить имя Дитриха, как прославили свои имена Мессершмитт, Юнкерс, Манлихер, Маузер, Зауэр, изобретшие средства убийства, названные в их честь их именами.

Но изобрести инвалида, «героя войны», диверсанта-террориста — это до сего времени было недоступно гению ни Канариса, ни Гиммлера, ни их предшественников. Теперь фон Дитрих впишет свое имя в анналы новаторских способов ведения тайной войны. И его агент будет столь же неуличим, как герцог Виндзорский, которого после высадки в Англии и ареста Генриха VI фюрер предполагал водрузить на престол в качестве гаулейтера, правда, с сохранением королевского титула из уважения к монархическим традициям британцев.

И Дитрих был очень признателен Вайсу, когда тот посоветовал не спешить с производством диверсии на намеченном для того советском объекте, а, снабдив Гвоздя соответствующими орденами и документами, постараться, чтобы он занял там высокий пост и благодаря этому обстоятельству наилучшим образом обеспечил агентурную сеть на Урале — в индустриальном сердце России.

Нина-Ольга окончательно выздоровела. Со зрением теперь все было в порядке, да и самочувствие у нее значительно улучшилось. Пришел день, когда Иоганн заехал к баронессе, чтобы отвезти Нину обратно в разведывательную школу.

Девушка полагала, что во время этой поездки Вайс откроется ей, скажет, как она должна теперь себя вести, что предпринять. Надеялась она также, что он даст ей задание от имени советского командования. Но Иоганн был немногословен. Деловито, даже с некоторым оттенком суровости сказал, что пока она должна лишь неуклонно выполнять приказания фашистов. Приказания же эти будут состоять в том, чтобы проникнуть в советский армейский штаб, — какой именно, ей укажут, — и выявить среди штабных работников людей, пригодных для вербовки.

— Что касается наших с вами дел, Нина, — сказал он, прекращая этот разговор, — то несколько позже я сообщу вам пароль, по которому вы установите связь с нашими. И помните: вам поручают большое дело. От вас требуется только одно — выдержка. Больше ничего. — Иоганн посмотрел ей в глаза. — Вынужден вас предупредить: если проявите самодеятельность, вы сорвете задание.

Доставив девушку в разведывательную школу, Вайс сдал ее под расписку фрау Ауфбаум. Когда они с фрау капитаном остались наедине, Вайс предупредил Ауфбаум, что та поплатится жизнью, если эта агентка не будет готова в любой момент выполнить секретное задание. «Особой важности», — добавил он твердо.

На прощание Вайс не без удовольствия узнал, что по обусловленному им паролю Ауфбаум зачислила в школу четырех девушек из женского лагеря Равенсбрюк: польку, двух русских и словачку из Братиславы. И когда в «Вали III», которым руководит капитан Дитрих, узнали, что эти кандидатуры проверены Вайсом, в их личных карточках без задержки был поставлен штамп о пригодности к обучению в разведывательной школе. Девушки оказались дисциплинированными и вполне удовлетворительно проявили себя на занятиях по радиосвязи.

Встречаясь с Эльзой в местах заранее намеченных явок, Иоганн с грустью убеждался, что здоровье ее с каждым днем становилось все хуже. Щеки у Эльзы запали. Большие глаза болезненно блестели, и в углах их обозначились тонкие морщинки. На похудевших руках набухли вены.

Он привозил Эльзе большую часть своего продуктового пайка, но, по-видимому, болезнь зашла так далеко, что даже усиленное питание уже не могло помочь.

И однажды Иоганн решился:

— Вам нужно бросить ко всем чертям это варьете!

— Еще чего! — возмутилась Эльза.

— Я сообщу в Центр. Вы больны. Вас нужно сменить.

— Каким образом?

— Сменить?

— Нет, каким образом вы передадите обо мне в Центр? Я не пропущу шифровку на личную тему.

— Разве эта тема личная?

— Она касается только меня.

— А если свалитесь?

— Можете не беспокоиться! Ваши материалы всегда будут доставлены вовремя.

— Послушайте, — сказал Иоганн, — вы просто влюбились в Зубова. Сохнете от любви. И это вредит делу. Поэтому моя телеграмма о вас не будет носить личного характера. Я сообщу, что ваше состояние не способствует нормальной работе. — Он говорил так резко потому, что чувствовал: силы девушки на пределе.

И вдруг Эльза заплакала.

Иоганн неловко обнял ее вздрагивающие плечи. Она уткнулась ему в грудь, чтобы скрыть лицо, заглушить рыдания. Он растерялся, прошептал:

— Ты же чекистка, разведчица. Разве можно?..

— Можно… — всхлипывая, пролепетала Эльза. — Можно… — Подняла к нему вдруг ставшее гневным лицо. — А что, я не человек? Думать, как он там целыми днями любезничает с этой смазливой фашисткой!

— Она не фашистка, — неуверенно возразил Вайс.

— Все равно. Да еще старуха.

— Она на год моложе его.

— Все равно противно. Я видела, как он ей улыбается. — Эльза прикусила губу.

Иоганн недоуменно пожал плечами. Предложил: