Зайдя в учительскую, чтобы сделать очередной звонок и справиться о Курильщике, он застал там Крестную, одну из немногих, кто использовал учительскую как рабочий кабинет. Крестная сидела за своим столом, перебирая какие-то бумаги и, вежливо кивнув на его приветствие, спросила, может ли он уделить ей немного времени. Ральфа это не удивило. По мере приближения выпуска воспитатели все чаще расспрашивали его о предыдущем. Привык он и к тому, что вопросы они задают одни и те же, иногда по нескольку раз, словно не слыша или не понимая ответов.

Крестная спрятала в папку разрозненные листы и, только очистив стол и аккуратно, ладонь к ладони, сложив на нем руки, посмотрела на Ральфа.

— Вы однажды сказали, что во время предыдущего выпуска ситуация в Доме была более нестабильной. Если я не ошибаюсь, имея в виду противостояние двух враждующих группировок.

— Да, — подтвердил Ральф. — Тогда дела обстояли намного хуже.

Он сел, как всегда ощущая в присутствии Крестной некоторую скованность. Эта женщина вызывала в нем двойственное чувство. Она, несомненно, прекрасно справлялась со своими обязанностями, легко разрешала проблемы, ввергавшие Душеньку в истерику, была умна, ответственна, педантична, пользовалась уважением среди девушек. В то же время ее холодность и высокомерие отталкивали. Симпатии она ни у кого не вызывала. Ральфу казалось, что и в ней самой нет никаких чувств к воспитанницам, что она относится к ним с абсолютным равнодушием. Он убеждал себя, что это не так, что хороший воспитатель умело скрывает свои эмоции, но отделаться от предубеждения так и не смог. Крестная была слишком холодна для своей работы. А может быть, слишком стара. Стройная, как балерина на пенсии, в неизменном сером костюме, с неизменно сверкающими белоснежными манжетами, она выглядела на пятьдесят, но на самом деле ее возраст приближался к семидесяти.

— Меня интересует, не было ли подобное высказывание всего лишь попыткой успокоить директора? — спросила Крестная. Глаза за стеклами очков смотрели сурово и как будто с осуждением. Круглые и бесцветные, в сочетании с длинной шеей и крючковатым носом, они придавали ей сходство с хищной птицей. Несмотря на это, говорящему с ней отчего-то казалось, что перед ним бывшая красавица.

Ральф задумался.

— Нет, — сказал он. — Я не помню тот разговор, который вы имеете в виду. Возможно, я пытался его успокоить, но в прошлый раз ситуация действительно была менее стабильной.

— А то, что на сегодняшний день в Доме опять образовалось две враждующие группировки, вас не настораживает?

Ральф не сразу сообразил, что она имеет в виду, а сообразив, едва не рассмеялся.

— Нет, — сказал он. — Меня это не настораживает. Я не считаю это противостояние чем-то серьезным.

Крестная не сводила с него пристального взгляда.

— Почему? — спросила она.

— Видите ли, — начал он, чувствуя неловкость от того, что своими рассуждениями вторгается на ее территорию, — эту так называемую «войну» затеяли девушки. По-моему, таким образом они защищаются. Им известно, что выпуска не избежать, следовательно, им предстоит разлука с мальчиками, к которым они успели привязаться. Надежды продолжить эту дружбу за пределами Дома у них почти нет. Так что легче, смириться с предстоящей разлукой или убедить себя в том, что им предстоит расстаться с врагами? Они выбрали второе. Это причинит им меньше боли. Выглядит их «война» глупо, но метод довольно действенный.

— Вы считаете себя знатоком женской психологии? — поинтересовалась Крестная, и Ральфа взбесило то, что ее вопрос вогнал его в краску.

— Нет, — ответил он сухо. — Не считаю. Я всего лишь высказал свое субъективное мнение.

— Которое, однако, заслуживает высокой оценки, — произнесла Крестная еще более холодно. — Я восхищаюсь вами.

Ральф сдержал раздражение.

— У вас есть еще вопросы?

— Пожалуй, нет, — сказала Крестная. — Но хочу, чтобы вы знали: директор не разделяет вашего оптимизма.

— Еще бы, — пробормотал Ральф.

— И он намерен принять все возможные меры по обеспечению безопасности на момент выпуска. Как вы к этому относитесь?

— С пониманием, — ответил Ральф, вставая. — Простите, но до собрания у меня еще есть кое-какие дела.

Крестная кивнула.

— Конечно. Внесете ли вы какие либо предложения?

— Возможно.

Она не проводила его взглядом. Осталась сидеть на прежнем месте, уставившись в стену, как выключенный робот. Очень прямая. С аккуратно сложенными на столе руками.

Круглолицый лопоухий мальчик в черной майке с черепом и скрещенными костями, не спеша, вперевалочку отошел от двери. Ральф прикрыл ее.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он шепотом.

— Подслушиваю, — честно ответил паренек. — Я знаю, что это нехорошо, — добавил он, не дожидаясь реакции Ральфа.

Ральф потер веки кончиками пальцев.

— Тогда зачем ты этим занимаешься?

— Иногда любопытство пересиливает моральные принципы, — признался мальчик. — С вами такого не случалось?

Ральф прислонился к двери.

— Уйди, — попросил он. — Скройся с глаз.

Белобрюх понимающе кивнул и попятился.

— Нет, ну какова наглость! — пробормотал Ральф, направляясь к лестнице. — А ведь даже не Лог!

На самом деле он был только рад. Встреча с наглым, но симпатичным Белобрюхом заслонила образ неподвижно сидящего в учительской манекена. Пугающий, в чем он пока не был готов себе признаться.

Ральф поднялся на третий этаж, в комнату отдыха, где на три часа было назначено собрание. Комната эта редко использовалась по назначению. Предполагалось, что воспитатели будут расслабляться здесь в домашней обстановке, но унылая казенная мебель и хрупкие столики с замусоленными журналами вызывали стойкие ассоциации с приемной дантиста, и желающих проводить здесь свободное время не находилось. В конце концов в комнату перенесли три письменных стола и диапроектор, повесили на стену школьную доску и стали проводить в ней собрания. Это ее оживило. Воспитатели начали держать здесь свои вещи, обзавелись любимыми креслами, выделили один из столов под чайный, объявили крохотный балкончик зоной для курящих, а Шериф даже перенес сюда свой магнитофон. Теперь в комнате отдыха в любое время можно было кого-то застать. Чаще всего дремлющего на диване Гомера.

Сегодня тут пахло валерьянкой и сердечными каплями, и Ральфу опять вспомнилась приемная при зубоврачебном кабинете.

Распростертые в креслах Гомер и Ящер казались жертвами стихийного бедствия. На плешивой голове Гомера красовался устрашающих размеров компресс. Неподвижный взгляд Ящера был прикован к потолку. Галстуки у обоих выглядели так, словно их этой деталью гардероба душили, пиджаков поблизости не наблюдалось.