Лирра провела в бане не менее трёх четвертей часа. Время от времени оттуда слышались её восторженные визги, когда она окатывала себя горячей или холодной водой, или плескала воду на раскалённые камни, чтобы добавить пару. Наконец она вышла – распаренная, красная и счастливая. На ней была свежая одежда, волосы, всё ещё перепутанные, но чистые, влажно блестели.

– Лучший день в моей жизни! – блаженно выдохнула она, плюхаясь у костра.

– Небось, всю воду выплескала, – добродушно проворчал Кол.

– Ещё натаскаешь! – показав язык, весело огрызнулась она. – Океан-то под боком!

– Чтобы хорошенечко расслабиться, сначала надо хорошенечко напрячься, – философски заметил Варан, глядя в полыхающие угли.

– Ну тогда, значит, пойдём напрягаться! – рывком вставая на ноги, воскликнул Кол. – А то попариться уж больно охота!

Мужчины, за исключением Каладиуса, встали и, прихватив ведра, бросились таскать воду в палатку. Затем пришлось подбросить ещё дров, и ждать, пока вода вновь закипит.

Прошла пара часов, пока все пятеро, включая Пашшана, расположились в бане. Кол тут же поддал парку, убеждая, что именно такой пар, вперемешку с дымом, лучше всего убивает всяких неприятных паразитов. Мэйлинн тем временем уже отправилась на корабль, чтобы заняться генеральной уборкой:

– Не хватало ещё, чтобы я, вся такая чистая, жила в этом свинарнике! – прокомментировала она.

Теперь же мужчины сидели, красные как раки и счастливые, как никогда. Отдуваясь от лезущего в нос пара пополам с дымом, они нахваливали парок, удивлялись синякам, полученным в ходе шторма, и травили всяческие байки, какие обычно травят мужчины в бане.

– А хотите испробовать легионерскую баню? – вдруг предложил Кол. – Как мы делали, когда стояли в Палатие.

– У вас там были бани? – удивился Бин. – Ты же говорил, что там деревья не росли!

– Да не там! – отмахнулся Кол. – Нас же потом перебросили к Скабею.

– И что же это за легионерская баня? – полюбопытствовал Варан.

– Кто хочет узнать – давай за мной! – воскликнул Кол и прямо голышом выскочил из палатки.

За ним, крича, выскочили остальные. На весьма прохладном воздухе их тела исходили паром. А затем все пятеро с душераздирающими воплями запрыгнули в студёный океан. Окунувшись раз или два, они, скукожившись, зарысили обратно в тёплую палатку.

– Вот это класс! – Бин дышал так, словно пробежал несколько миль, и голос срывался то ли от холода, то ли от восторга. – Я ещё так хочу!

– Только сперва надо как следует напариться вновь, – и Кол плеснул ещё один ковш на камни, так что пар на время вновь заполнил собой всё пространство.

После того, как напарились пассажиры, пришла очередь матросов. К тому времени, как все вымылись, солнце уже садилось за горизонт, поэтому было решено провести на рейде ещё одну ночь. Бин страстно мечтал провести эту ночь на берегу у костра, однако запас дров был истощён мытьём и последующей стиркой, так что эту идею пришлось оставить. Но хотя бы ужин был подан на берегу, что позволило продлить пребывание на твёрдой почве. Однако затем за друзьями пришла шлюпка, и они отправились обратно на борт.

***

Потянулись бесконечные дни морского путешествия. Как и предсказывал Каладиус, с каждым днём воздух становился всё теплее, небо – голубее, а вода – прозрачнее. Около недели потребовалось, чтобы обогнуть Дорийский полуостров, и теперь шхуна приближалась к пустыне Туум. На палубе уже вполне можно было находиться без верхней одежды, в одном лишь камзоле. Море было вполне спокойным.

Здесь, у берегов Дорийского полуострова, друзья встретили новый, 1712 год. Пашшан расстарался и приготовил особенно праздничный ужин, а Каладиус, тряхнув стариной, выдал вполне приличный фейерверк, пуская в небо множество огненных шаров и светящихся голубых сгустков.

Кстати, в один из первых дней нового года Шэд, сверившись с картами и инструментами объявил, что корабль проходит мимо мыса с несколько странным названием Южный Язык, который считался водоразделом Великого и Калуйского океана. Так что теперь крутые борта «Нежданной» ласкали уже относительно тёплые воды именно Калуйского океана.

Каждый проводил эту уйму свободного времени так, как ему хотелось. Мэйлинн, хотя и обмолвилась как-то в минуту душевной слабости, что не хочет больше быть мореходом, сейчас, когда окружающая её картина всё больше напоминала былые фантазии, вновь проводила много времени на палубе. Она частенько вертелась на мостике, где Шэд с удовольствием учил её вести корабль заданным курсом, определять координаты и читать карты.

Довольно быстро лирра назубок выучила название каждой снасти на корабле, и частенько сама бросалась на ванты, чтобы подтянуть ту или иную снасть, брать рифы или наоборот – добавить ещё парусов. Она перезнакомилась со всеми матросами и частенько перешучивалась с ними, сидя верхом на какой-нибудь грот-марса-рее.

Не забывала Мэйлинн и несколько книг, взятых ею из коллекции Каладиуса. Касались они, как правило, деятельности Ордена Лианы. Она по многу раз перечитывала одни и те же страницы. В такие минуты она бывала задумчива, и даже подавлена. Но когда Мэйлинн чувствовала, что хандра берет над ней верх, она тут же захлопывала книжку и бежала на капитанский мостик. И уже через несколько минут её весёлый голос вновь звенел над просторами океана.

Кол, который, как мы помним, маялся в Найре и всё мечтал поскорее уйти в море, теперь маялся в море. Ему было невероятно скучно, и всё, что он выиграл от этой рокировки – возможность пялиться в потолок не фешенебельного номера, а скромной каюты. Ну иногда можно было посмотреть на проплывающий мимо берег, но там всё было до зевоты скучно и неинтересно. Эта часть побережья Паэтты было совершенно необитаема. Спасение он находил лишь в игре в кости со свободными от вахт матросами, Вараном и Пашшаном.

Бин пытался было быть поближе к Мэйлинн, но из этого ничего не вышло, поэтому он вновь был не в духе и на всех обижен, исподлобья глядя на то, как Шэд обхватывает своими лапищами хрупкие кисти лирры, лежащие на рукоятях штурвала, когда на шхуну вдруг налетает боковой порыв ветра и судно начинает уходить с курса. Юноша вполне оправился от морской болезни, но иной раз всё равно чувствовал тошноту, но на этот раз не от качки, а от ревности и разочарования.

Всякий раз, когда Мэйлинн окликала его, чтобы предложить тоже попробовать себя в роли моряка, Бин неизменно отказывался, причём делал это с преувеличенно несчастным видом. Однако лирре, похоже, надоело утирать его сопли, поэтому она, лишь слегка нахмурившись на мгновение, вскоре возвращалась к своим делам. Это задевало Бина ещё больнее, и он обычно вообще уходил в каюту.

Каладиус неожиданно сделался весьма увлечённым натуралистом. По его просьбе моряки забрасывали с кормы сеть, нечто вроде трала, и периодически поднимали её на поверхность, после чего старый волшебник часами изучал пойманный улов – разглядывал рыб, так близко поднося к глазам, что, казалось, пытался посчитать чешуйки на их спинах, щупал, нюхал и иногда даже пробовал на вкус, облизывая языком. Всё это он аккуратно заносил в какие-то листочки, часть из которых, впрочем, вскоре терялась, так что матросы находили их потом по всему кораблю.