гнезд относятся и термитники из картоноподобной массы, приросшие к стволу дерева. В каждом из таких водоустойчивых наростов находит приют целая молодая семья. Когда она разрастется, ей потребуется уже несколько таких пристроек и тогда термиты проточат внутри ствола ходы, которыми и будут сообщаться.

Так же устраиваются термиты, у которых камера с родительской парой находится наверху, в кроне дерева, а прочие отсеки расположены внизу, у его основания. У эутермес арборикола камера, одетая в сплошную картонную скорлупу, вырастает на ветвях. Внутри ветки, на которой висит этот «плод», скрыт ход, ведущий по стволу в почву, а дальше к другим частям гнезда и, наконец, к источникам корма.

Многодомные колонии тоже бывают различными. Гнездо корнитермес стриатус представляет гроздь специализированных помещений: тут — родительская пара, здесь — одни молодые термиты, там — одни крылатые. И только рабочие, которые всех кормят и для всех строят жилье, встречаются всюду, и, конечно, в туннелях, связывающих помещения.

До сих пор речь шла о термитниках, так или иначе возвышающихся над уровнем почвы и, следовательно, имеющих купол. Пришла пора сказать и о гнездах, что с головой зарыты в землю и ничем извне не выдают своего присутствия.

Африканский апикотермес оккультус («апико» значит в данном случае — пчелоподобный, а «оккультус» — таинственный) сооружают небольшое подземное гнездо с наружными стенками, похожими на запечатанные ячейки пчелиных сотов (отсюда первая часть видового названия). Все в целом гнездо шишковатое и напоминает плод ананаса. Внутри в нем полтора-два десятка этажей, соединенных между собой не только обычными ходами, но и тонко проточенной в стенках сетью каналов. Назначение их долго оставалось загадкой (отсюда и вторая часть названия — «оккультус»). Теперь установлено, что каналы гнезда оснащены в каждом выступе отдушинами для вентиляции.

Ничего похожего на такие запутанные катакомбы, оборудованные спиральной сетью вентиляции, нет в простейшем сооружении термес микофагус, хотя это тоже гнездо подземное. Незаметное отверстие в почве ведет в прямой шахтный колодец, опускающийся на не прослеженную до конца глубину. От штольни отходят в разные стороны штреки, ведущие в камеры и ниши. В них размещаются и сами термиты, и все гнездовые службы. Родительская пара, закладывая начало семьи, устраивается чуть не на поверхности земли. Разрастаясь с годами, гнездо уходит все глубже, разветвляется все гуще.

Известно, однако, немало видов, у которых все происходит наоборот…

Но читатель уже, наверное, устал от множества примеров, хотя здесь не упомянуты ни цилиндрические, ни шаровидные термитники, ни совсем бесформенные гнезда «типа Кимбернея», как они названы по имени местности, где встречаются.

И все самые разнообразные гнезда сооружаются рабочими, которые, если говорить не о размерах, а о строении тела, о форме усиков, жвал и головы, о ножках, весьма сходны между собой. Это позволяет считать, что поведение термитов легче и лучше, быстрее и полнее, чем у любых насекомых, перестраивается, применяется к обстоятельствам, сообразуется с условиями.

21. ЖИВАЯ МОДЕЛЬ ЖИВОГО

Откуда берется, на чем основано, как становится инстинктом умение приготовлять строительные крупинки, сооружать воздушные, надземные или, наоборот, подземные гнезда, спасающие от сухости, духоты, холода, жары, от муравьев и от наводнений?

Сколько бы ни излагать на этот счет соображений, вряд ли они будут интереснее, чем живой пример макротермес гильвус — вида, весьма распространенного в Индонезии и Индокитае. Устройство гнезд и нравы этого термита давно исследованы и хорошо известны. Нетрудно было поэтому заметить, что и термитники и повадки макротермес гильвус из районов рисовых плантаций в равнине Меконга в Камбодже существенно отличаются от обычных.

Начать с того, что термиты ведут здесь «островную» жизнь. Они гнездятся на меже, разделяющей затопляемые поля. Строят они гнезда более крутые, более высокие и объемистые. Дно их поднято на метр, а то и больше над уровнем затопления рисовых полей. Широкое основание термитника не имеет камер, оно нежилое и особенно водоустойчиво. Царская ячейка, запрятанная в обычном гнезде ближе к центру, помещается здесь под самой вершиной, чуть ли не в двух метрах от основания. Пока поля затоплены, а рис месяцами стоит здесь в воде, каждый термитник — это островок, и его обитатели отрезаны от внешнего мира. Тем не менее макротермес гильвус процветает.

Совершенно очевидно, что гнездостроительные инстинкты и кормозаготовительные повадки макротермес гильвус перестроились лишь после того, как в равнине Меконга начали возделывать орошаемый рис, то есть сравнительно не так давно.

Обдумывая этот многозначительный пример, стоит вернуться к наблюдениям, позволившим увидеть, как самое совершенное приспособление семьи вырастает из множества разрозненных и, казалось, независимых действий массы особей.

Рабочий-строитель формует жвалами крупицу пасты и приклеивает ее, найдя место, только что оставленное предыдущим строителем, спускается в туннель и продолжает начатый другими ход в земле… Можно зарегистрировать, как часто и как именно он это делает, где, когда. Но можно ли по таким приметам узнать наперед, какова будет форма купола или толщина кровли, где должны быть вентиляционные люки и сколько их будет? Каждое в отдельности действие, казалось, ничего не говорит о том, к чему оно в конце концов приведет, во что именно все они, вместе взятые, окончательно сольются. Между тем именно в скрытых особенностях повадок строителя, выполняющего ничтожную долю объема строительных работ, заложена характеристика всего сооружения, с его окончательными габаритами и типичными отличиями.

Ни один из крохотных строителей не имеет, разумеется, возможности бросить взгляд на всё сооружение в целом, а готовое оно выглядит так, как если бы было построено по определенному, различному у разных видов плану.

В этом случае, как и везде в живом мире, проявляются целесообразность и согласованность процессов, и они предстают перед наблюдателем лишь как очевидный итог невидимо протекающих в организме изменений. Каждое изменение — это результат совокупного действия массы клеток и тканей в меняющихся условиях. Любое условие воспринимается, прочитывается, разлагается живым, которое затрачивает на это времени немногим больше, чем призма, преломляющая солнечный луч. Каждый отрезок, каждая полоса спектра может оказывать свое влияние и вызвать в нем соответствующий ответ. А все ответы, вместе взятые, сплетаются и сливаются в живом воедино, причем времени на это затрачивается немногим больше, чем требуется линзе, чтоб собрать в фокусе проходящие через нее лучи.

Мы уже перестаем удивляться тому, как задание, вложенное в «думающую» или счетную машину, быстрее мысли обегает тысячи объединенных между собой реле, молниеносно рождая ответ — суммированный итог подсчета или продиктованную механической памятью справку. Но живое — система несравненно более сложная, чем самая хитроумная машина. Кроме того, живое — это во многом еще «черный ящик», непроницаемо скрывающий свои тайны.