— Вы меня не узнаёте? — Ив самом деле, я не мог узнать единственного человека в Нью-Йорке, которого мне следовало бы навсегда запомнить, потому что это был не кто иной, как красавец-атлет, яхтсмен, наездник и издатель-миллионер — мой издатель Джеймс Гордон Беннет-младший из «Нью-Йорк геральд», на страницах которой чуть ли не в течение сорока лет печатались мои европейские репортажи.

— Извините, Джейми. Простите меня. Я ведь как обалдевший иммигрант, только что ступивший на берег. — Я играл роль старого дурака Фальстафа по отношению к принцу Хелу-Джейми, с той только разницей, что Джейми теперь полновластный король, потому что его мрачный отец-шотландец, основавший в 1835 году дешевый бульварный листок «Геральд», умер три года назад, оставив Джейми в полное владение газету с самым большим тиражом (хотя и не лучшей репутацией, заметил бы, безусловно, Брайант) среди всех газет Соединенных Штатов.

Успех «Геральд» в значительной степени основывается на рекламных объявлениях «Персональной колонки», являющейся не чем иным, как откровенным путеводителем по Содому, что лежит за Бликер-стрит, и Гоморре — Шестой авеню, справочником, в котором значится каждая проститутка, желающая за несколько долларов увидеть свое имя в печати. Порядочные люди негодуют по поводу рекламы «Геральд», но читают ее все.

Джейми представил меня своему спутнику, пожилому человеку, этакому фермеру с печальным лицом, имя которого ничего мне не говорило.

— Я знал Скайлера с… сколько мне было лет?

— Еще до рождения, пожалуй. Когда ваша матушка приезжала к нам в Париж. Это было за месяц до вашего рождения.

Не пробив себе дорогу среди заносчивой и замкнутой нью-йоркской аристократии, Беннет-старший поклялся, что в один прекрасный день его сын затмит никербокеровскую знать, и еще ребенком послал его воспитываться в Париж.

Мы с женой часто общались с Джейми и его матерью. Мальчик был одного возраста с Эммой, они много времени проводили вместе, и мне всегда казалось, что он питает к ней определенный интерес; но в те времена Эмма не была расположена к соплеменникам своего отца. Джейми вернулся в Штаты и с легкостью занял место в нью-йоркском обществе, как того и хотел его отец. Все были очарованы парижской элегантностью Джейми, его спортивной фигурой и, разумеется, его неожиданным и совершенно особым талантом к газетному делу.

В год смерти старика Беннета Джейми послал некоего Генри Стенли на поиски некоего Дэвида Ливингстона, по слухам, потерявшегося в Африке. Щедро оплаченная Джейми, эта занудная сага в течение десятилетия заполняла мили газетных полос, обеспечив «Геральд» всеамериканскую славу, не в пример моим мрачным репортажам на такие тривиальные темы, как Бисмарк, Гарибальди или Наполеон III.

— Я должен вас покинуть, мистер Беннет. — Печальный фермер сжал руку молодого человека, затем схватил меня за локоть и мрачно удалился.

Джейми повернулся ко мне:

— Зайдите в нашу редакцию. Мы расположились как раз напротив, где когда-то был музей Барнума. — Но на сегодня с меня было достаточно.

— В другой раз. Мое мясо стынет.

Джейми брезгливо покосился на мою тарелку.

— Тогда я выпью с вами. — Он сел рядом со мной в уютном углу в тени пальмы и сразу угадал, почему я пристроился к стеллажу с газетами. — Решили бесплатно почитать, что пишут о вашем блистательном прибытии? Адскую смесь! — Последние его слова относились явно не к моему приезду: он заказал ужаснейший коктейль, состоящий из равных частей коньяка, абсента и имбирного пива. Здорово пьют нынешние нью-йоркские джентльмены. — Как поживает Эмма?

— Она будет вам рада.

— Как всегда, красива?

— На отцовский взгляд — да.

— Я что-нибудь придумаю. Театр, например? Что она пожелает. Мистер Скайлер, а каковы ваши политические взгляды?

— Из вашей собственной сегодняшней газеты вы могли бы узнать, что я сторонник губернатора Тилдена.

— Холодный как рыба. Но это хорошо.

Официант принес Джейми его адскую смесь в запотевшем холодном бокале и расплылся в почтительной улыбке, когда молодой господин залпом его осушил и потребовал еще один. Очевидно, Джейми хорошо знают в асторовском баре; впрочем, его, должно быть, знают повсюду, потому что в Нью-Йорке он в полном смысле слова у себя дома.

— Хорошо, что губернатор Тилден холодная рыба?

— Нет, — Джейми вытер усы надушенным платком. — Хорошо, что вы демократ. Хорошо, что вы не принадлежите к тем самодовольным республиканцам, которые ради священной памяти Честного Хама готовы терпеть любое воровство в Вашингтоне. — Хама вместо Абрахама. Все-таки ньюйоркцы никогда не симпатизировали президенту Линкольну. Во время последней войны многие знатные жители Нью-Йорка мечтали о выходе города из союза штатов.

Я смотрел на Джейми с неодобрением — не из-за его слов о Линкольне, а просто потому, что не следует пить абсент в девять часов утра. Но он не из тех молодых людей, которые станут серьезно выслушивать чьи-то замечания. Он осушил второй бокал адской смеси: Джейми никогда не знал, что такое умеренность.

— Как вы относитесь к тому, чтобы взять для «Геральд» интервью у генерала Гранта?

— Трудно придумать менее заманчивое предложение.

— Я знаю, что он зануда, но…

— Зануда или нет, но я ваш европейский корреспондент.

— В ближайшие недели, а может быть, даже дни это будет чрезвычайно забавно.

— Ему же конец, не так ли? Еще один год в Белом доме…

— Если он не решит баллотироваться в третий раз.

— Даже я читал в Париже, что у него нет такого намерения.

— Даже вы в Париже до сих пор верите газетам?

— Только вашей!

— И зря! — Джейми расхохотался. Затем мгновенно стал мрачно^серьезным, каким был его отец, объявляя о снижении зарплаты своим сотрудникам. — Тип, которого вы сейчас видели со мной, — Эйбел Корбин.

— Как я должен реагировать?

— Я забыл, вы жили далеко от нас. Эйбел женат на сестре Гранта Дженни. Это колоритнейший негодяй. Помните…

Я вспомнил. В 1869 году Эйбел Корбин участвовал вместе с Джеем Гулдом и Джимом Фиском в скупке золота. Корбин впутал, или попытался впутать, в эту аферу своего шурина-президента. Разразившаяся в 1873 году паника многим обязана этому хитрому мошенничеству, которое разорило массу людей; крах того же года прикончил остальных, не считая, конечно, самых богатых.

— Так вот. У Эйбела есть интересные новости из Вашингтона. Скоро разразится новый скандал.

— Даже если Грант окажется самим дьяволом, я не мыслю, как можно это подать.

— Вы отлично умеете подавать свои сюжеты, мистер Скайлер. — Джейми льстил, как угодливый сын — впрочем, именно эту роль он и играл большую часть своей жизни. — Довольно с нас обычной писанины. Я не хочу сказать, что Нордхофф — наш человек в столице — плохой журналист. Но слишком много набивших оскомину слов