«Осторожно, — говорит себе инспектор. — В истории не сказано, что я говорила с Гномоном, когда говорила с Лённротом. Она вроде бы упоминает о нашей встрече, но это не одно и то же. Это Афинаида вплетает Свитой в прошлое допущениями. Так они и делают. Оставляют пробелы в правде, чтобы ты в них провалилась или чтобы самим ими воспользоваться».

«Хантер». Даже Лённрот называет ее Хантер. Даже в своих выдумках она никогда не дает и намека на другое имя. Смит думал, что играет с ней, а на самом деле она играла с ним, уверенно вела его к собственной смерти — и потом к его. Чтобы добиться… чего? Этого хаоса? Столько приготовлений для случайного беспорядка? Грохота, шума и бессмысленных разрушений?

Нет. Хантер не взяла на прицел своих прежних коллег, разве что косвенно. Катабасис. Апокатастасис. Это путь, и он еще не завершен. Она целилась в Систему, в этом Нейт убеждается все больше. Целилась в болезнь, пожирающую мир.

У вселенной рак.

Впрочем, как уже наверняка поняли Огненные Судьи, если что-то связано с этим делом косвенно, вовсе необязательно это что-то — не главное.

Место и время в мире.

Понял ли Смит? Понял ли он, что Хантер перехватила его контрнарратив прямо на входе? Нет. Он об этом даже не подозревал. Она над ним, наверное, работала месяцами, подталкивала в нужном направлении. Случайный разговор за обедом — о будущем, мирах и времени.

Что-то. Она хотела найти что-то. Гномон — создание Смита, но Хантер ждала его с распростертыми объятиями.

Нейт пересела на другой поезд, решая, куда ехать, и не решаясь. В результате ей осталось всего одно место. Поглубже надвинув капюшон дождевика, она выходит на поверхность и садится в трамвай. На миг задумывается: а что, если Кракен — розыгрыш, ложная тревога, подпольная операция Свидетеля, и бежать просто некуда. Она пересаживается с места на место в трамвае: справа налево, с переднего на заднее — бессмысленная беготня мыши, которая уже попалась либо сбежала от кошки, пока наконец не оказывается там, где никогда не была прежде, — и прижимается лицом к холодной двери. Кракен почти виновато целует кодовый замок, и Нейт оказывается внутри.

* * *

Она стоит в коридоре, понимает, что вошла без разрешения и приглашения, признает смягчающие обстоятельства крайней необходимости, но еще стыдится другого греха, у которого, наверное, нет особого названия и который заключается в том, чтобы взвалить большой груз на крепкий, но неподготовленный фундамент.

Она вдыхает воздух и протягивает руку, чтобы прикоснуться к стене, полу. Она мечтала о сексе на этом ковре — точнее, воображала этот ковер, не слишком точно — на этой полосатой дорожке, подрезанной так, чтобы были видны половицы; представляла, как занимается на нем сексом. Здесь она держала его за плечи. Здесь улеглась. Она, разумеется, не смотрела снимки из его дома или его план со времен последней продажи. Это было бы неприлично, за пределами их взаимного молчаливого уважения. Нет. Она просто знала, что его дом будет примерно таким, прикидывала, как человек его склада — ее склада — обустроился бы в нем. Образ, который встал сейчас у нее перед глазами, — фантазия, оседлавшая (хо-хо) домысел.

Но это не делает воспоминание слабым. Здесь она почувствовала его губы на своих, успев окинуть взглядом остальную часть дома и маленький гардероб, который он отдал в распоряжение собаки. Они вместе сползли по стене на пол так, что ее рука касалась книжных переплетов. Глубокомысленные книги. По астрономии, с удивлением замечает она, вытирая плечами корешки двух из трех томов истории цветов. Черного и зеленого. Что он имеет против синего? Может, синий трудно найти или его вообще не опубликовали. Может, синий — книга-призрак.

Она входит в комнату. Удобные кресла, копии классических кожаных чад золотого века мебельного дизайна. Не Имзовы кресла, не Якобсеновы, их она считает фабричной копией исторического представления о комфорте. Стены белесые, много живописи, ни одной фотографии. Никаких безделушек, которыми был завален дом Дианы Хантер. Пространство наполнено, но так, чтобы осталось место для другой жизни или другого человека.

Она знает, что владельца сейчас нет здесь. Кракен его отслеживает, даже чуть-чуть задерживает, чтобы она освоилась тут и решила окончательно, хочет ли здесь быть. Может ли она так поступить с ним. Может ли ему доверять.

Нейт гадает, что он скажет и какое у него будет лицо, когда она ему все расскажет. Расправит плечи или сгорбится, когда закончит рассказ?

Нейт поднимается по лестнице, поворачивает на площадке: здесь они занимались любовью второй раз. К площадке пристроен небольшой кабинет на полуэтаже под круглым окном. Тут стоит терминал, но он выключен. Дальше возникает еще одна дверь, по логике — спальня, потому что ванную она видит за открытой дверью напротив.

Спальня просторная и чистая. Она не подразумевает двойственности — тут только спят. Но не в этом дело. Довольно красиво, и в ящике стола обнаружились невскрытые коробки с игрушками. Кому они предназначены? Ей? Или просто купил, но так и не собрался использовать. Нейт не ложится. Она не может позволить себе спать. Не хочет смотреть на потолок и понимать, что мозг накладывает его на образ, который она уже вообразила, где они вместе, в его постели, подпирая фантазию обрывками реальности.

Поэтому инспектор Нейт просто садится и ждет возвращения Джонатана Джонса.

* * *

— Нет, Руби. Нет. Я не считаю, что это было необходимо. Нет. А я не считаю. Да, я понимаю, что ты уверена, но я так не считаю. Я думаю… Да, я знаю, что он не должен… Нет. Не могу согласиться. Я знаю только, что теперь нам разгребать эту кучу, и предвижу… Да, нам. Добро пожаловать в мир бюрократии.

Она практически впервые слышит его голос. Даже в состоянии крайнего раздражения он пытается улучшить положение. Он оптимист, этот Джонатан Джонс, как и положено всякому собачнику, который живет в белостенном доме в окружении красивых вещей. Кстати, она не заметила ни единой погрызенной ножки, так что его пес исключительно хорошо воспитан, либо Джонс категорически не терпит сломанных вещей.

Она вспоминает, как он звал пса — так же раздраженно, как сейчас говорил по телефону: «Браге! Браге! Вернись, дурачина!» Это привлекло ее взгляд к нему, как привлекло бы к любому другому человеку, который назвал своего бобтейла в честь безносого астронома XVI века, и теперь она сама не знает, может, этим взглядом и привлекла его внимание, поэтому он отправил запрос о ней. Все зависит от направления движения.

Руби. Нейт машинально проверяет. Руби Тейлор. Коллега по работе. Одна из двух в текущем конференц-звонке, другая — Хлоя Уильямс. Джонатан Джонс, Руби Тейлор, Хлоя Уильямс. Что же ей не нравится в этой троице? Что здесь не так? Имена безобидные, настоятельно нормальные. Нейт закусывает зубами воображаемую сигару: «Тихо тут, слишком тихо». Она замирает в нерешительности, затем открывает файл помощи Кракена. Как ни странно, дополнительные запросы улучшают его скрытность, добавляют случайные факторы к маскировке. Вот и хорошо. Она группирует эти имена и забрасывает поиск в сеть через Кракена.