— Я так и знал, что у Мейдена рыльце в пушку! — воскликнул Ханкен, выслушав объяснения Линли. — Ведь именно он отыскал ее машину за придорожной стеной, Томас. Но его поиски наверняка не увенчались бы успехом, если бы он не знал, куда она поехала. В Лондоне он пронюхал, какими делишками она занялась, и не смог пережить такого позора. Вот он и треснул ее по башке. Только так — смею сказать — он мог помешать ей выболтать эти ужасные новости матери.

Последнее замечание настолько совпадало с реальными желаниями Мейдена, что Линли удрученно подумал о проницательности Ханкена. Тем не менее он сказал:

— Энди заявил, что хочет пройти проверку на детекторе лжи. И я не думаю, что он высказал бы подобное предложение, если бы испачкал руки в крови Николь.

— Черта с два не высказал бы, — возразил Ханкен. — Не стоит забывать, что этот малый работал тайным агентом. Если бы он не научился мастерски притворяться своим в преступной среде, то уже давно был бы покойником. Проверка на детекторе для Энди Мейдена не более чем шутка. И сыграет он ее, между прочим, с нами.

— У Джулиана Бриттона более весомый мотив, — заметил Линли. — Давайте все-таки посмотрим, что я смогу вытрясти из него.

— Вы просто подыгрываете Мейдену. Это же понятно. Он выезжает на своих былых заслугах, на возникшем между вами духе товарищества.

И к слову сказать, между ними действительно витал дух товарищества. Однако их совместному прошлому не удалось ослепить Линли. Он отлично видел все варианты. Но было бы полным безрассудством безоговорочно поверить в то, что Энди Мейден стал убийцей, не учитывая возможной вины другого человека, имеющего более сильный мотив.

Ханкен повесил трубку. Линли звонил ему из номера гостиницы, поэтому уже через пять минут, распаковав свои вещи, он готов был выехать в Бротон-мэнор. Поднявшись в номер, чтобы сделать звонок, он не стал забирать с веранды зонт и плащ и сейчас, оставив свой ключ на стойке администратора, зашел за ними.

Он заметил, что посетители бара в основном разошлись. На стойке осталось всего три зонта, а на вешалке висела лишь одна куртка, не считая его плаща.

При иных обстоятельствах висевшая на вешалке куртка не привлекла бы его внимания. Но, пытаясь освободить ручку своего зонта, зацепившуюся за спицы соседнего, Линли неловко задел плечом вешалку и счел своим долгом поднять с пола упавшую куртку.

Сначала он не придал значения тому, что она сделана из черной кожи. И лишь когда темный и притихший зал бара подсказал ему, что все клиенты разошлись, до него дошло, что эта кожаная куртка не имеет владельца.

Переведя взгляд с закрытой двери бара на черную кожаную куртку, он почувствовал внутреннюю дрожь. Нет, не может быть. Но, произнося мысленно эти слова, он уже ощупывал затвердевшую подкладку, а жесткой ее мягкая ткань могла стать в результате того, что промочившее ее вещество при высыхании свернулось…

Линли бросил зонт и подошел вместе с курткой к окну веранды, чтобы получше рассмотреть ее на свету. И тогда он заметил, что помимо неизвестного вещества, изменившего качество подкладки, сама кожа также получила повреждение. На спине зияла дыра размером примерно с пятипенсовую монету.

Не говоря уже о том, что подкладка куртки пропиталась кровью, Линли не требовалось быть медиком, чтобы сделать вывод о том, что дырка на спине приходится на то самое место, где на спине ее несчастного владельца находилась левая лопатка.

Нэн Мейден нашла мужа в его кабинете рядом с их спальней. Он ушел из нижнего кабинета, как только детектив покинул отель, но она не последовала за ним. Вместо этого она провела около часа, убирая в баре следы посещения последних дневных гостей и подготавливая столовую для приема постояльцев и других клиентов, которым мог потребоваться легкий воскресный ужин. Справившись с хозяйственными делами, она зашла на кухню проверить, как готовится вечерний суп, а потом, объяснив американским туристам, как добраться до театра «Норт-Лис-холл», где они собирались посмотреть новую версию «Джен Эйр», отправилась на поиски мужа.

Предлогом послужило желание накормить мужа: последние дни он практически ничего не ел, и она волновалась, что если он будет продолжать в том же духе, то совсем разболеется. Но на самом деле ее беспокоило совсем другое: нужно было отговорить Энди от идеи проверки на этом пресловутом полиграфе, предполагающем подсоединение к электронным датчикам. В его нынешнем состоянии он не смог бы дать правильных ответов ни на один вопрос.

Она поставила на поднос все, что могло хоть как-то возбудить его аппетит. Добавила туда два напитка, чтобы Энди было из чего выбирать, и поднялась наверх с заготовленным угощением.

Энди сидел за конторкой перед открытой обувной коробкой, содержимое которой было разложено по всей столешнице. Нэн произнесла его имя, но он не услышал ее, полностью поглощенный разбором вынутых из коробки бумаг.

Она подошла ближе и, заглянув к нему через плечо, обнаружила, что он в задумчивости рассматривает коллекцию писем, записок, рисунков и поздравительных открыток, накопившуюся почти за четверть века. Поводы для их написания были самыми разными, и объединял их только автор. Все эти рисунки и послания Энди Мейден получал от Николь на протяжении всей ее жизни.

Нэн поставила поднос с угощением рядом с уютным старым креслом, в котором Энди любил иногда посидеть с книжкой.

— Дорогой, тебе пора немного подкрепиться, — сказала она.

Ее не удивило, что он ничего не ответил. Она лишь сомневалась, действительно ли он ничего не слышит, или его молчание показывает, что он хочет остаться один. Но все равно это не имело значения. Она не уйдет, пока не поговорит с ним.

— Пожалуйста, Энди, — сказала она, — откажись от затеи с детектором лжи. Ты уже несколько месяцев ходишь сам не свой. Я позвоню утром этому инспектору и скажу, что ты передумал. Никто тебя за это не осудит. Ведь ты вправе отказаться от подобного допроса. Он поймет тебя.

Энди пошевелился. В руке он держал неумелый детский рисунок с подписью: «Папа вылезает из ванны», вызвавший когда-то давно много ласковых улыбок. Но сейчас представления той маленькой девочки, изобразившей обнаженного отца со смехотворно огромным пенисом, вызвали у Нэн содрогание, сменившееся оцепенением и полным отключением некоторых душевных эмоций.

— Я пройду это испытание. — Энди отложил рисунок в сторону. — У нас нет иного выхода.

Ей хотелось спросить: «А из какой ситуации нам нужен выход?» И она задала бы этот вопрос, если бы готова была услышать ответ. Но Нэн лишь спросила:

— А что, если проверка окажется неудачной?

Тогда он взглянул на нее, держа в руке очередное старое письмо. Нэн увидела написанное четким и твердым почерком Николь начало: «Любимый папуля!»

— А с чего вдруг ей оказаться неудачной? — удивился он.

— Из-за твоего состояния, — ответила она, думая: «Слишком рано. Прошло слишком мало времени». — Твои нервы совсем расшатаны, и поэтому прибор может выдать повышенные реакции. В полиции им дадут неверное истолкование. А если твой организм не будет реагировать, то полицейские вообще могут придумать все, что угодно.