сказала мама. — Мне кажется, ты бы лучше сдала, если бы отпустила ситуацию и просто писала все, что взбредет на ум.

— Ты говорила, — ответила Вероника. — Я не успеваю.

— Ничего, философию ты сдашь лучше, — утешила мама.

Но она не сдала лучше. На философии Вероника получила тридцать девять баллов. Она очень, очень старалась, но она действительно не успевала, потому что все еще не умела настолько быстро писать. К тому же многие темы до сих пор были для нее сложноваты.

— Возможно, не стоило писать, что философия — это путь из множества дорог, ведущих в тупики… — пробормотала Вероника, глядя на свою оценку.

— Такую правду высоко не оценят, — согласилась мама.

Результаты теоретических экзаменов им выдал не рядовой клерк, а лично профессор Скердуфте. Специально пришел, протянул бумагу и произнес:

— Сто шестьдесят баллов из четырехсот. Это не антирекорд, бывало у нас и пониже, но пока что все, кто получал меньше двухсот, проваливались с треском.

— Ну давай, давай, поглумись над маленькой девочкой, — произнесла Лахджа. — Ты же этого хочешь, смертный. Это же так приятно.

— Приятно, — согласился Скердуфте. — Но я ожидал худшего. Я-то думал, что швырну вам бумагу с двузначным числом. Сто шестьдесят — это позорно… но не для дошкольницы. Не знаю уж, как бы сдали другие дети такого возраста… у нас тут еще никогда не было младше семи лет… да и семилетний-то всего раз.

— Кстати! — оживилась Лахджа. — А если не секрет — как сдал теорию профессор Хаштубал?

— На двести пятнадцать баллов, — не задумываясь, ответил Скердуфте.

— Хм, лучше… но он и старше был на год… а за практику у него было сколько?

— Пятьсот тридцать шесть баллов. Один из самых высоких результатов в истории.

— А всего, получается… то есть он учился на платном?!

— Ну да. Но только первый год.

Лахджа быстро подсчитала. Семьсот пятьдесят один балл… значит, сорок девять орбов в год. Немало. Но у них, даже если Вероника все-таки поступит, будет больше… гораздо больше…

Когда Дегатти сидели в кофейне на набережной, отмечая то, что средняя дочь все-таки сдала теорию, пусть и плохо, Майно со вздохом признался, что уже отложил деньги, потому что на бюджет не рассчитывал с самого начала. Это было бы слишком самонадеянно.

— Хорошо хоть, я вам сэкономила, — гордо произнесла Астрид. — Можете на меня положиться.

— Если будешь филонить, тоже попадешь на платное в итоге, — сурово предупредил отец. — Я вот на втором курсе едва не лишился стипендии.

— Да ну?.. — усомнилась дочь. — Ты?..

— Вот тебе и да ну. Даже самый великий талант не поможет, если ты забил на уроки.

Вероника сидела, глядя в тарелку и едва сдерживая слезы. Она была ужасно подавлена. Полгода усердных занятий, столько стараний — и все ради чего? Теперь стипендия исключена полностью, и даже платное поступление под большим… нет, огромным вопросом.

Майно тоже об этом думал. Чтобы Вероника поступила хотя бы на платное, ей нужно набрать семьсот баллов. То есть еще пятьсот сорок.

Ну, с ее-то способностями!..

Даже с ними. Понимаешь, в чем дело… Меньше двухсот за практику получают немогущие. От двухсот до трехсот — малоспособные, годные только для Типогримагики. От трехсот до четырехсот — способные стать волшебниками, но без выдающегося дара. Больше четырехсот — одаренные. Больше четырехсот пятидесяти — талантливые, таких за год поступает всего несколько десятков.

А больше пятисот?..

Гениальные. И пятьсот сорок за практику еще никто никогда не набирал. Рекорд — пятьсот тридцать восемь. Я все-таки надеялся, что Вероника получит за теорию хотя бы сто восемьдесят… тля, даже пещерные тролли получают не меньше двухсот…

— Да ладно, чо вы все как кукситесь?! — шлепнула ладонями по столу Астрид. — Если она не поступит в этом году, то всех уделает в следующем! Одной левой!

— И правда, ежевичка, — поддержала Астрид мама. — Ты уже многое знаешь и будешь готова к тому, что будет на экзамене. Ничего страшного.

Вероника только вздохнула, ковыряясь в картошке. Она все еще переваривала свои ответы по философии, гадая, где надо было написать иначе. Почему всего тридцать девять, она же так старалась?

На следующий день она шагала на практику с грустным лицом. Наверняка и здесь все пройдет ужасно. Ей скажут, что она все делает неправильно и все понимает не так. Что ее штука — это просто казус, игра природы, а вообще-то в Клеверном Ансамбле таким глупым девочкам делать нечего.

— …Двадцать баллов, — сказал экзаменатор, когда пламя свечи поднялось так, что обожгло Веронике лицо. — Чакры в отличном состоянии, никаких дефектов… даже в слишком отличном, я бы сказал.

Это Веронику приободрило. Ну да, Астрид ее предупреждала, что за Свечу Силы двадцатки получают почти все, но все равно неплохо знать, что хотя бы чакры у нее без дефектов.

Потом она прошла через драконитовые врата, и те начали светиться, играть радужными огнями. Экзаменатор вскинул брови и велел:

— Так, девочка, пройди-ка еще разок. Они сломались, кажется.

Вероника послушно прошла еще разок — с тем же результатом. Потом она вывернула карманы, потому что экзаменатор заподозрил, что она ухитрилась протащить артефакт. Ее заставили поднять волосы, показать уши, открыть рот…

— Так… — потер лоб экзаменатор. — Мэтресс, это какая-то шутка?.. Вы метаморф, что ли?..

— Это Вероника Дегатти, она поступает в этом году, — скучным голосом сказал ему другой волшебник. — Ставь двадцатку и не мучай ребенка.

— О-о-о!.. — наконец сообразил экзаменатор. — Так это ты!..

Он поставил Веронике еще двадцать баллов, и она уже совсем воодушевленная побежала к следующему испытанию. Если все и дальше будет так же легко и быстро, то она, может, и пройдет!

Но дальше оказалась корониевая комната. Очень, очень ужасная корониевая комната. Раньше-то Вероника носила только корониевые браслеты, и это было еще ничего, они только мешали колдовать и ходить было неудобно.

Но целая комната… ох, как же там оказалось плохо!

Когда ее завели внутрь, Вероника сразу начала паниковать. Сердце забилось, как сумасшедшее, ножки подкосились, и она рванулась обратно, но дверь была уже заперта.

В корониевой комнате Веронику словно закутали в толстенное одеяло. Она перестала чувствовать окружающий мир. Как будто ослепла и оглохла… только как-то иначе и очень страшно.

— Пусти-и-и-и-ите-е-е-е-е!!! — залилась она слезами, когда стало невмоготу и ее немножко вырвало.

Дверь отперли. Экзаменаторы — их было два — смотрели на Веронику с жалостью, но и с каким-то странным восхищением. Одна волшебница помогла утереть слезы и рот, дала попить водички и сказала, что все хорошо, Вероника отлично прошла испытание. А второй протянул ей экзаменационный лист с еще одной двадцаткой.

— …Она расплакалась!.. — донеслось