Точка постепенно увеличивалась в размерах, почти не меняя формы, поскольку оставалась, грубо говоря, круглой и черной. Черные одеяния священников не считались диковинкой в этом холмистом краю, однако эта ряса, пусть и принадлежащая духовному лицу, выглядела даже весело по сравнению с мантиями и сутанами тамошнего духовенства, безошибочно указывая на ее обладателя как на жителя северо-западных островов, иначе именуемых британскими. В руках путник держал короткий округлый зонт с толстой удобной ручкой, при виде которого Фламбо чуть не заплакал от наплыва чувств, поскольку зонт этот фигурировал во многих их давних делах. Священник был английским другом француза, отцом Брауном, который давно хотел приехать, но все время откладывал. Они с Фламбо постоянно переписывались, но не виделись вот уже много лет.

Вскоре отец Браун оказался среди семейства, настолько большого, что его можно было бы назвать общиной. Ему показали большие деревянные расписанные золотом фигурки волхвов, которые на Рождество приносят детям подарки. Испания — одна из стран, где воспитание детей играет в жизни семьи огромную роль. Отца Брауна познакомили с собакой, кошкой и живностью на скотном дворе. А еще ему представили соседа, который, как и он сам, привнес в долину одежды и манеры далеких земель.

Вечером третьего дня пребывания в небольшом замке святой отец увидел рослого незнакомца, который свидетельствовал свое уважение испанскому семейству с поклонами, достойными испанского гранда. Это был высокий, худощавый и очень красивый седой мужчина со сверкающими ногтями, манжетами и запонками. Однако на его вытянутом лице не отражалось ни малейшего следа той манерности, которая в наших карикатурах неразрывно связывается с длинными манжетами и маникюром. Лицо у него было на редкость живое и проницательное, взгляд зоркий и цепкий, что нечасто сочетается с благородными сединами. Этих деталей уже хватало, чтобы заподозрить, откуда он родом. Вдобавок на национальность гостя указывали некоторая гнусавость, которая портила его безукоризненное произношение, да еще стремление объявлять все европейские достопримечательности предметами древности. Человек этот и вправду был не кто иной, как мистер Грэндисон Чейз из Бостона, американский путешественник, решивший отдохнуть от странствий и арендовавший в имении по соседству похожий замок на похожем холме. Временное обиталище ему очень нравилось, и он считал своего гостеприимного соседа одной из местных древностей. Ведь Фламбо, как мы уже сказали, удалось прочно тут обосноваться и пустить глубокие корни, словно он вырос в здешних краях среди виноградников и смоковниц[126]. Он вернул себе прежнюю фамилию Дюрок, поскольку «Фламбо», то есть «факел», было лишь кличкой, под которой люди, подобные ему, ведут войну с обществом. Он обожал жену и детей и никогда особенно не отдалялся от дома, разве что на охоту. Объехавшему полмира американцу он казался воплощением жизнерадостной респектабельности и разумной тяги к роскоши, которые американец приметил у средиземноморских народов и которыми восхищался. Перекати-поле с Запада с радостью отдыхал у камня Юга, успевшего обрасти толстым мхом. Мистер Чейз слышал и об отце Брауне, и тон его чуть изменился, словно он говорил со знаменитостью. В нем проснулось острое, но хорошо скрываемое любопытство. Если он и пытался вытащить что-то из отца Брауна, словно зуб, то делал это умело, проворно и деликатно, как и свойственно американским дантистам.

Они сидели под навесом во внутреннем дворике; такие дворики, через которые обитатели проходят в дом, часто встречаются в Испании. Сумерки готовы были смениться темнотой. Поскольку в горах после заката очень часто резко холодает, на каменных плитах стояла небольшая печка, помаргивая красными угольками, словно глазами гоблина, и рисуя на плитах красноватые узоры. Но ни один отсвет не долетал до основания высокой голой стены из темно-красного кирпича, взлетавшей в темно-синее вечернее небо. В полумраке виднелась широкоплечая фигура Фламбо и его лицо с длинными и узкими, как сабли, усами. Он вставал, наливал из большого бочонка густое красное вино и протягивал бокалы гостям. В его тени священник выглядел съежившимся и маленьким, будто прижавшимся к печке. Американец же сидел, элегантно подавшись вперед и опершись локтем о колено. Свет падал на его тонкое вытянутое лицо; умные глаза сверкали неподдельным интересом.

— Уверяю вас, сэр, — говорил он, — что ваше участие в раскрытии дела человека с двумя бородами считается одним из величайших достижений науки о сыске.

Отец Браун что-то пробормотал себе под нос, со стороны могло показаться, что он тихонько застонал.

— Нам хорошо знакомы, — твердым тоном продолжал Чейз, — предполагаемые достижения Дюпена, Лекока, Шерлока Холмса, Николаса Картера и прочих ярких представителей плеяды сыщиков. Однако мы на множестве примеров видим, что ваш метод и подход разительно отличаются от методов других мастеров сыска, вымышленных или реальных. Некоторые даже полагают, сэр, что подобные различия в методике, возможно, говорят об отсутствии методики как таковой.

Отец Браун молчал, затем пошевелился, чуть наклонился к печке и произнес:

— Прошу прощения. Да… Отсутствие методики. Боюсь, и отсутствие разума тоже.

— Я говорю о строго определенном научном методе, — продолжал американец. — Эдгар По в разговорной форме описывает и объясняет методы Дюпена, связывая их с четкой логикой. Доктору Ватсону приходилось слушать довольно точные разъяснения касательно методов Холмса с приведением конкретных подробностей. Однако никто, похоже, полностью не объяснил ваш метод, отец Браун, и мне известно, что вы отклонили предложение прочесть в Штатах цикл лекций на эту тему.

— Да, — ответил священник, хмуро глядя на печку, — отклонил.

— Ваш отказ вызвал множество дискуссий и толков, — заметил Чейз. — Должен признаться, некоторые у нас утверждают, что вашу методику нельзя истолковать, поскольку она представляет собой нечто большее, чем методику. Говорят, что тайну вашего успеха нельзя разгадать, потому как она имеет отношение к оккультизму.

— К чему, к чему? — довольно резко переспросил отец Браун.

— Ну, к эзотерике, она непонятна простым умам, — ответил его собеседник. — Могу сказать, что пришлось как следует поломать голову над убийствами Гэллапа, Штейна, старика Мертона, судьи Гвинна, и над двойным убийством, совершенным Далмоном, известным всем Штатам. А вы всегда оказывались на месте преступления и попадали в самую гущу событий, затем всем объясняли, как все происходило, и никогда никому не говорили, как именно вы раскрыли дело. Поэтому пошли разговоры, что вы и так все знаете, как говорится, даже не глядя. Карлотта Браунсон прочитала лекцию о формах мышления, иллюстрируя ее эпизодами из вашей практики. Общество сестер-ясновидиц из Индианаполиса…

Отец Браун по-прежнему задумчиво глядел на печку, а потом произнес довольно громко, но так, будто бы не знал, что его кто-то слышит:

— Вот что я скажу. Это никогда не кончится.

— Ума не приложу, что со всем этим поделать, — улыбнулся мистер Чейз. — Сестры-ясновидицы много чего хотят. По-моему, единственный способ все это прекратить — все-таки открыть вашу тайну.