– Мы не встречались в церкви, отец. С этим зверинцем я едва успеваю поговорить с преподобным и миссис Дрейпер. Но я не сомневаюсь, что видела там мистера Бронсона в прошлое воскресенье. Новое лицо среди знакомых всегда выделяется.

– Дочь, может быть, это и так, но я спрашивал не об этом. На кого Тед похож? Хорошо, не мучайся. Посмотри – разве он не напоминает твоего дядю Неда?

Мать снова поглядела на Лазаруса.

– Да, сходство заметно. Но больше всего он похож на тебя, отец.

– Нет, наш Тед родился в Спрингфилде, а я грешил к северу от этого города.

– Отец!

– Не беспокойся, дочь, никаких фамильных призраков мы не разбудим. Тед, я могу рассказать о вас?

– Безусловно, мистер Джонсон. Как вы сказали, тут нечего стыдиться, и я не стыжусь.

– Морин, Тед – сирота… найденыш. И если бы сейчас Нед не грел свои пальцы в пекле, я бы задал ему несколько наводящих вопросов. Время и место соответствуют, так что Тед безусловно наш родственник.

– Отец, я полагаю, что ты смущаешь нашего гостя.

– Неправда. Незачем жеманиться, молодая леди. Ты взрослая женщина, у тебя дети, и при тебе можно говорить откровенно.

– Миссис Смит, я не смущен. Кем бы ни были мои родители, я горжусь ими. Они дали мне крепкое сильное тело и мозг, который вполне справляется со своим делом…

– Хорошо сказано, молодой человек.

– …впрочем я бы с радостью назвал вашего отца дядей, а вас кузиной, но, увы, это не так. Оба моих родителя, скорее всего, умерли во время эпидемии тифа; даты совпадают.

Мистер Джонсон нахмурился.

– Тед, сколько тебе лет?

Лазарус подумал и решил назвать возраст своей матери.

– Тридцать пять.

– И мне столько же.

– В самом деле, миссис Смит? Если бы вы только что не сказали, что ваша дочь уже ходит смотреть на движущиеся картинки с молодым человеком, я бы подумал, что вам около восемнадцати.

– Ах, да ну вас! У меня восемь детей.

– Невозможно!

– Морин старше, чем кажется, – согласился ее отец. – И не переменилась с тех пор, как была невестой. Наследственное, должно быть, – у ее матери до сих пор ни сединки. – (А где бабуля? Ах да, нельзя спрашивать.) – Но ты, Тед, тоже не выглядишь на тридцать пять, я бы сказал, что тебе до тридцати еще далеко.

– Ну, я не знаю своего возраста в точности. Но моложе быть не могу. Разве что чуть постарше. – (Чуть, только чуть-чуть, Дедуля.) – Знаю лишь, что меня оставили в приюте четвертого июля тысяча восемьсот восемьдесят второго года, и когда меня спрашивают о возрасте, я веду счет от этого дня.

– Но это же мой день рождения!

(Да, мама, я знаю.)

– Неужели, миссис Смит? Я не намеревался претендовать на ваш день рождения. Впрочем, мой день можно передвинуть… скажем, к началу июля. Кто знает, когда это было.

– Ах, не надо! Папа, ты обязательно должен пригласить мистера Бронсона к нам на обед в честь нашего общего дня рождения.

– И ты думаешь, Брайану это понравится?

– Конечно же! Я все напишу ему. В любом случае он будет дома задолго до этого. Ты же знаешь, как Брайан всегда говорит: чем больше народу, тем веселее! Мы будем ждать вас, мистер Бронсон.

– Миссис Смит, весьма благодарен за предложение, но первого июля я намереваюсь отправиться в длительную деловую поездку.

– Значит, отец спугнул вас. Или же вас смутила перспектива обедать в обществе восьмерых шумных детей? Ничего, мой муж сам пригласит вас, и тогда посмотрим, что вы скажете.

– А пока, Морин, не осаждай его, он и так польщен. Позвольте мне кое-что сказать. Встаньте-ка рядом. Подойди к ней, Тед, она тебя не укусит.

– Миссис Смит?

Она пожала плечами и улыбнулась, на щеках выступили ямочки. Потом она оперлась на протянутую руку и встала с кресла-качалки.

– У отца вечные причуды.

Лазарус стоял возле нее лицом к деду и пытался не обращать внимания на запах ее тела: сквозь едва заметное благоухание туалетной воды пробивался легкий, теплый, восхитительный аромат сладкого и здорового женского тела. Лазарус боялся даже думать об этом и изо всех сил старался ничем не проявить своих чувств. Но запах поразил, как тяжелый удар.

– Мр-рф. А теперь подойдите-ка к каминной доске и загляните в зеркало. Тед, ни в восемьдесят втором, ни в восемьдесят третьем эпидемий тифа не было.

– В самом деле, сэр? Конечно же, я не могу помнить.

(Не надо было мне встревать с этой подробностью! Извини, Дедуля, но поверишь ли ты истине? Возможно, и поверишь… единственный из всех, кого мне приводилось знать. Но не буду рисковать, забудем об этом!)

– Не было ничего подобного. Умирали, конечно, тупые дураки, которые ленились поставить уборную подальше от колодца. Но твои родители безусловно такими не были. Не знаю, кто была твоя мать, но твой отец, по-моему, погиб, держа руку на рукоятке, пытаясь обрести контроль над самолетом. Как думаешь, Морин?

Миссис Смит поглядела на свое отражение, сравнивая его с обликом гостя, и медленно проговорила:

– Отец, мы с мистером Бронсоном действительно так похожи, что вполне могли бы сойти за брата с сестрой.

– Двоюродных. Увы, Неда нет в живых, доказать это невозможно. Полагаю…

Мистера Джонсона перебил вопль, донесшийся с лестничной площадки:

– Мама! Дедуля! Я хочу, чтобы меня застегнули!

– Вуди, разбойник, подымайся наверх! – велел Айра Джонсон.

Но ребенок стал спускаться, и перед Лазарусом появился невысокий веснушчатый мальчик, с шевелюрой имбирного цвета, одетый в пижаму… клапан позади был расстегнут. Он подозрительно поглядел на Лазаруса. У того словно морозец пробежал по коже, он попытался отвести взгляд от ребенка.

– Кто это?

– Простите меня, мистер Бронсон, – торопливо произнесла миссис Смит. Затем тихо добавила: – Подойди сюда, Вудро.

– Не утруждай себя, Морин, – сказал Джонсон. – Я отнесу его наверх и хорошенько промассирую попу, а потом застегну.

– Прихвати с собой еще шестерых! – промолвил ребеночек.

– Хватит и меня одного с бейсбольной дубиной.

Миссис Смит спокойно и быстро навела порядок в костюме ребенка, а потом торопливо выставила его из комнаты и подтолкнула к лестнице. Потом вернулась и села.

– Морин, – сказал ее отец, – это был просто предлог. Вуди умеет застегиваться сам. Но он уже вырос из детской одежды. Заведи ему ночную рубашку.

– Отец, давай поговорим об этом в другой раз.

Мистер Джонсон пожал плечами.

– Меня вновь обыграли. Тед, это и есть тот самый шахматист. Отличный парень. Назвали его в честь президента Уилсона, и уж он-то «не слишком горд, чтобы воевать». Просто маленький чертенок.