который без крови уже жить не может, и, безусловно, подлежит уничтожению. Тебя же уничтожать не за что. Запутался. Шел по убеждению, воевал, как солдат…

«Воевал как солдат, а умру как бандит. Радости мало…», – горько усмехнулся своим воспоминаниям Устин.

– Жизнь сложна, – продолжал уже из небытия говорить Шишканов. – Жизнь сложна, еще сложнее люди. Чтобы в каждом разобраться, нужны годы поисков, находок и потерь. И мы, большевики, должны в каждом разобраться. Без этого я не мыслю большевика, который чешет всех одним гребешком, а мыслю, что большевик должен быть сам чист, других делать такими же.

«Сам чист. Да уж чище тебя-то не было… Убит. Россия на одного человека стала беднее. Этот не мотался, этот шел за народ, жил думами народа. Я же мотался, потому и веры мне мало. Каждому своя петля, своя судьба».

11

О том, что Шишканов едет, бандиты знали. Об этом донесли Красильников и Селедкин. Они пришли на базу бандитов, доложили:

– Сегодня Шишканов едет в Спасск, везет много денег.

– Хорошо. Примерно сколько?

– Сейчас валюта стала твердой, где-то до ста тысяч.

– Отлично! – потирал руки Кузнецов. – Сколько вам?

– Нам по тысяче. Мы много не берём, мы люди скромные, – оглаживая бороду говорил Красильников. – Но в нападении не участвуем. Деньги на кон, и мы разошлись.

– А если соврали?

– Тогда вернем то, что получили от вас.

Доносчики получили мзду и тотчас же ушли. Кузнецов им верил. Ещё ни один их донос не был ошибочным.

– Если бы мы захватили власть, – проговорил Кузнецов, – то первое, что я бы сделал, это тут же приказал бы повесить этих двух иудушек. Они, даже будь при мне, предавали бы меня и все наши идеи.

– Да, – согласился Мартюшев, – таких сволочей и мне еще не приходилось видеть. Перестань мы им платить, они тут же приведут сюда чоновцев.

– В этом нет сомнения. Ну, хватит о них. Поднимай, комиссар, отряд! – приказал Мартюшеву Кузнецов.

Вышли на тракт. Сделали засаду. И тут Кузнецов понял, что нападение не будет столь уж неожиданным. Охрана шла настороже, и, как только раздались первые выстрелы, почтарь Бронин тут же круто развернул коней и пустил их назад, часто нахлестывая вожжами. Охрана и Шишканов залегли и начали отстреливаться. Убили трех бандитов, двух ранили, но силы были неравны, скоро все они остались лежать у обочины тракта. Кузнецов приказал своим сесть на коней и догнать почту и деньги. Но, увы, банда проскакала почти до Ивайловки, а почтаря нигде не встретила. Хотели даже прорваться в Чугуевку, но Хомин отговорил:

– Все просто. Красильников и Селедкин упредили нас, то же сказали и почтарю. Теперь где-нибудь сидят под кустами и делят деньги на троих.

– Не может того быть!

– Всё может быть, товарищ Кузнецов.

– Тогда я их на сук!

– Но это надо доказать. И другое: когда ты повесишь их на сук, нас очень скоро повесят рядом. Живем ихними доносами, хоть они и не служат у Шишканова.

Почтарь вернулся в Чугуевку ночью, привел на поводу раненого коня, сам в крови, оборванный. Рассказал о нападении на них банды. Кто остался жив, кто убит – не знал.

Той же ночью в добром настроении вернулись из тайги Красильников и Селедкин, в покосное время затеяли попойку. Сельчане говорили:

– Снова кого-то продали.

А когда узнали, что убит Шишканов и милиционеры, уже твердо сказали:

– Это их работа. Не пора ли завести их в забоку и убить?

– Может быть, пора. Но не вышло бы это нам боком. Начнут нас шурудить. Даст бог, сами себя сожрут.

12

Шли дни, недели… Журавушка давно трепал волчат за уши, те незлобиво покусывали ему руки, давались поиграть с собой: человек кормит, не волками же на него смотреть?

Журавушка кормил волчат и Бурана. Буран уже с трудом мог добыть изюбра, кабана, но еще хорошо помогал Журавушке найти след подранка, поставить в залив рогача.

Журавушка не спешил уходить в пещеру, все надеялся, что придет Устин. Не может того быть, чтобы Устин попался в руки чоновцев. Он из любого огня выходил необожженным. Придет, тогда уж вместе уйдут с винтовками, пулеметом в ту неприступную для врагов пещеру, были бы патроны. А они есть.

Утро было тихое, какое-то э́хистое. Стоило чуть крикнуть – эхо долго и не спеша перекатывалось через сопки, уходило за горизонт…

Издали доносился рокот переката. С шумом и грохотом прошел табун кабанов. Кто-то напугал. Шумно проскакал изюбр. Журавушка забеспокоился. Насторожился и Буран, за ним волчата. Они прекратили возню и отошли к кромке леса. Буран вышел на взлобок, чутко прислушивался к шорохам и звукам тайги. Журавушка услышал, что кто-то идет по тайге, с ним конь. Идет без тропы, ломится через чащу. Тропы-то не было сюда. Кто бы это мог быть? Конечно же, Устин. Кому еще может взбрести в голову тащиться с конем по тайге?

И всё же Журавушка встал за угол зимовья, изготовился к бою. Буран глухо зарычал, но тут же вильнул хвостом. Значит, шел свой, тот, кого знал Буран. Но кто?

На поляну вышел человек, следом вьючная лошадь.

– Арсё! – закричал Журавушка. Бросился навстречу другу.

Шумная встреча, а уж потом разговор.

– Как ты меня нашел?

– Трудно нашел. Больше недели шёл по твоим следам. Одно понял, что ты идёшь к пещере. Но зачем? Ведь там мы не оставили оружия. А без оружия пропадешь. Пришел к пещере, твоих следов не нашел. Потом услышал выстрел. Это мог стрелять только ты. Пошел на выстрел. Ты убил изюбра. Твой след увидел. Потом эту избушку увидел. Потом тебя, Чёрного Дьявола с волчатами. Пошёл за конем.

– Как же так? Меня увидел, всех увидел, а не зашел? – удивился Журавушка. – Друг ты аль нет?

– Друг. Но какой друг пойдет к другу с пустыми руками. Ведь тебе тяжело жить на одном мясе. А я привез тебе муку, соль, гостинцы. Теперь пришел как друг.

– Как же мои охранники не услышали тебя?

– Был вчера ветер? Был. Я вышел так, чтобы ветер не дул им в ноздри, вот и не услышали.

– Как там, что? Был ли в Горянке? Кого видел? Где Устин?

– Много сразу спрашиваешь. Там плохо. Всех ваших убили. Отца твоего тоже, а с ним и Степана Бережнова. В Горянке был. Узнал, что Устин исчез в тайге. А может, не исчез. Просто мне не захотели сказать, где он. Саломка сильно плачет. Алексей Сонин убил Коршуна, не дал Устину догнать Петрова и убить. Но