Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купальный сезон ещё не наступил, да и дело было уже почти вечером, что не помешало нам, скинув обувь, вволю побродить по воде. И это оказалось почти равносильно купанию, потому что вынуждало с ног до головы переодеваться в сухое.
С наступлением сумерек нам пришлось возвратиться в белый дом. Там мы сперва поужинали, а затем, обнаружив, что служанку мисс Сендел не держит, конечно, предложили помочь ей вымыть посуду, и Г. О. разбил только лишь две тарелки.
За следующую неделю не случилось ничего, о чём стоило бы рассказывать. Мы успели свести знакомство с береговой охраной и деревенскими жителями. Похоже, им было известно всё, о чём бы нам хотелось узнать.
Мисс Сендел читала нам стихи разных поэтов и ещё книгу одного американского поэта и натуралиста Генри Торо[125], который рассказывал, как щекотал рыб, и они ему позволяли, потому что им это нравилось.
Она была добрая, но слишком уж походила на свой дом. В ней тоже чувствовалось что-то от скудости голой лысины. Я имею в виду, в складе её ума. Невозмутимо-спокойная, она говорила, что сердятся только те, кому чужда высокодуховная жизнь.
Но однажды ей пришла телеграмма, которая настолько лишила её спокойствия, что она даже отпихнула Г. О., когда он подвернулся ей под ноги, помешав искать кошелёк для оплаты ответного сообщения.
И когда она обратилась к Доре, лицо её было бледным, а глаза покраснели, совсем как у людей, живущих обычной, чуждой высокой духовности жизнью.
– Мои дорогие, – сказала она. – Случилось ужасное. Моего бедного брата постигло падение. Я должна срочно к нему отправиться.
И она послала Освальда в гостиницу «Старый корабль» заказать пролётку, в то время как девочкам было поручено пойти к миссис Бил с просьбой позаботиться обо всех нас в отсутствие мисс Сендел.
Затем она срочно расцеловала нас и, очень несчастная, отбыла.
Впоследствии мы узнали, что благие намерения погнали бедного мистера Сендела на строительные леса с брошюрой о вреде пьянства, которую он надеялся вручить рабочему. Только наш духоподъёмник, радеющий о благе простого народа, знать не знал, куда на лесах можно становиться, а куда не следует (в отличие от рабочего). Вот так и вышло, что мистер Сендел ухитрился сбить с полдюжины досок, а также себя и рабочего.
Хорошо ещё под ними как раз проезжала повозка с мусором, куда они и упали. Иначе им бы, скорее всего, не суждено было выжить. А так мистер Сендел всего лишь сломал себе руку и разбил голову. Рабочему повезло больше: он остался цел и невредим, но разъярился сильно. Тем более что без всяких брошюр был трезвенником.
Миссис Бил начала заботу о нас с покупки и приготовления бараньей ноги, которая стала первым мясным блюдом, съеденным нами за всё время жизни в Лимчёрче.
– Ладно она себе не может позволить хорошего мяса, – ворчала миссис Бил. – Но ваш-то родитель, я полагаю, дал ей достаточно денег, чтобы вы посправней наполняли свои желудки.
И она не поленилась побаловать нас йоркширским пудингом. Было очень вкусно.
После обеда мы забрались на ограждение набережной, наслаждаясь приятной сытостью, от которой отвыкли за предыдущие дни. И Дора сказала:
– Мне очень жаль мисс Сендел. Я почему-то раньше не думала, что она нуждается. Хорошо бы ей хоть чем-нибудь помочь.
– Мы можем петь на улицах, чтобы собрать для неё денег, – предложил Ноэль.
Но идея его никуда не годилась. Во-первых, улица в деревне имелась всего одна. А во‐вторых, люди там жили до того бедные, что рассматривать их как источник дохода, пусть даже крохотного, было бессмысленно.
Мы оглядели простиравшиеся вокруг овечьи пастбища. Овцы могли дать только шерсть, да и ту у них забирали явно без их согласия.
Дора предположила, что можно, наверное, попросить денег у отца. Освальд ответил решительным отказом.
А затем одному из нас (кому – не скажу) пришла в голову мысль, и этот один произнёс:
– Ей следует сдавать жильцам комнаты, как делают все остальные домовладельцы в Лимчёрче.
Это и положило начало всему. А итог воплотился в том, что мы отодрали верх от картонной коробки и написали на нём мелками всех цветов, которые у нас обнаружились, такое вот объявление печатными буквами:
СДАЮТСЯ КОМНАТЫ
(спрашивать внутри)
Места для букв были нами размечены по линейке, и сделали мы всё донельзя аккуратно. Когда же отправились спать, прикрепили своё объявление к окну спальни прозрачными бумажками для приклейки марок в альбомы.
Наутро Освальд, подняв занавески, увидел под окном перед домом толпу детей, глазевших на объявление. Потом появилась миссис Бил и шуганула их, словно кур. Нам, однако, совсем не пришлось ничего объяснять ей про объявление, потому что она вообще ни словом про это не заикнулась. Вот ведь редкостный человек. Никогда не лезет в чужие дела. В жизни ещё не встречал другой такой женщины.
Позже, правда, причина такой её деликатности выяснилась. Она решила, что мы написали о сдаче комнат по просьбе мисс Сендел.
Прошло три дня. Ничего не происходило. Разве что мы получили письмо от мисс Сендел, в котором рассказывалось, как страждет её несчастный раненый брат. А ещё одно – от отца, просившего нас хорошо вести себя и не попадать в неприятности.
Люди, которые проезжали и проходили мимо нашего дома, смотрели на объявление и смеялись. Наконец один экипаж не проехал мимо, а остановился возле нашей калитки. Внутри сидел джентльмен. Заглядевшись на разноцветную красоту нашего объявления, он вылез и двинулся по дорожке к дому. Был он бледным, беловолосым, с очень яркими, беспокойными глазами, которые у него постоянно бегали, как у птиц. Твидовый костюм на нём выглядел новым, но сидел плоховато.
Дора и Элис открыли дверь, прежде чем он успел постучаться, и у автора есть основание полагать, что сердца их при этом сильно бились.
– Сколько? – осведомился прямо с порога джентльмен.
Элис и Дору так поразил его напор, что они лишь сумели в ответ промычать:
– Гм…
– А точнее? – бодрым голосом произнёс джентльмен, и тут Освальд, успевший выйти вперёд, предложил:
– Не желаете ли