— Благодарю вас, — отвечала Ева, и по ее взгляду и голосу Пти-Кло понял, как возросло к нему доверие его клиентки.

— Не бойтесь ничего! Вы видите, я был прав, — прибавил он. — Ваш брат уже за тридцать лье от самоубийства. Наконец, не позже как сегодня же вечером у вас, пожалуй, окажется небольшое состояние. Наклевывается серьезный покупатель на вашу типографию.

— А если так, — сказала Ева, — почему бы нам не обождать? Зачем связывать себя договором с Куэнте?

— Вы забываете, сударыня, — отвечал Пти-Кло, почувствовав опасность такой откровенности, — что покуда вы не расплатитесь с господином Метивье, продать типографию невозможно: все оборудование описано.

Воротившись к себе, Пти-Кло вызвал Серизе. Когда фактор вошел в кабинет, он отвел его в нишу окна.

— Завтра ты станешь владельцем типографии Сешара и получишь достаточно сильную поддержку, чтобы добиться передачи патента на твое имя, — сказал он ему на ухо, — но ты ведь не захочешь угодить на каторгу?

— Что?.. Куда?.. На каторгу? — сказал Серизе.

— Твое письмо Давиду — подлог, а оно у меня... Если станут допрашивать Анриетту, что она скажет?.. Я не хочу тебя губить, — сказал тут же Пти-Кло, заметив, как побледнел Серизе.

— Что вам еще нужно от меня? — вскричал парижанин.

— А нужно мне от тебя вот что... — продолжал Пти-Кло. — Слушай внимательно! Через два месяца ты будешь ангулемским типографом... но типографию ты приобретешь в долг, и тебе не расквитаться и в десять лет!.. Долго придется тебе работать на твоих капиталистов! К тому же ты будешь подставным лицом либеральной партии. Составлять твой договор с Ганнераком буду я, и составлю его в таком духе, что со временем ты окажешься полным собственником типографии... Но ежели они вздумают издавать газету, ежели ты будешь ответственным редактором, ежели я получу место старшего товарища прокурора, ты обязуешься, столковавшись с Куэнте-большим, тиснуть такие статейки, что газета будет изъята из обращения и закрыта... Куэнте щедро заплатят тебе за такую услугу... Конечно, тебя будут судить, ты отведаешь тюрьмы, но прослывешь человеком недюжинным и гонимым. Ты станешь видным лицом в либеральной партии, вроде сержанта Мерсье, Поля-Луи Курье, Манюэля в малом размере. Я никогда не допущу, чтобы ты утратил патент. Короче, в тот день, когда газета будет закрыта, я сожгу это письмо у тебя на глазах... Состояние обойдется тебе недорого...

У простолюдинов чрезвычайно превратные представления о наказуемости за различные виды подлога, и Серизе, который видел себя уже на скамье подсудимых, вздохнул с облегчением.

— Через три года я буду прокурором в Ангулеме, — продолжал Пти-Кло, — тебе может встретиться надобность во мне... подумай-ка!

— Решено! — сказал Серизе. — Но вы меня не знаете: сожгите письмо сейчас же, — продолжал он, — положитесь на мою признательность.

Пти-Кло посмотрел на Серизе. То был один из тех поединков, когда взгляд наблюдателя подобен скальпелю, которым он пытается вскрыть душу, а глаза человека, выставляющего, так сказать, напоказ свои добродетели, подобны стеклам витрины.

Пти-Кло ничего не ответил; он засветил свечу и сжег письмо, сказав самому себе: «Ведь ему нужно составить состояние!»

— Я ваш раб, — сказал фактор.

Давид в смутном беспокойстве ожидал встречи с братьями Куэнте: не споры вокруг договора, не надобность отстаивать свои интересы смущали его, а мнение фабрикантов о его работах — вот что его тревожило! Он напоминал драматурга, ожидающего приговора критиков. Перед самолюбием изобретателя и волнениями, связанными с судьбой его открытия, бледнели все чувства. Короче, в семь часов вечера, в то время, когда графиня дю Шатле под предлогом мигрени ложилась в постель, предоставив мужу принимать приглашенных к обеду гостей, — так она была удручена противоречивыми слухами о Люсьене! — Куэнте-большой и Куэнте-толстый пожаловали вместе с Пти-Кло к своему сопернику, которого они связали по рукам и ногам. Сразу же пришлось столкнуться с основным затруднением: как заключить товарищеский договор с Давидом, не ознакомившись с технической стороной изобретения? А открой Давид тайну своего изобретения, он сдался бы на милость братьев Куэнте. Пти-Кло все же добился, чтобы договор был заключен заранее. Тогда Куэнте-большой попросил Давида показать ему несколько образцов своего производства, и изобретатель представил ему последние изготовленные им листы бумаги, ручаясь за правильную их расценку по себестоимости.

— Ну, вот вам и основание для договора, — сказал Пти-Кло. — Вы можете вступить в товарищество, исходя из этих данных, оговорив право расторгнуть договор, в случае ежели условия патента окажутся невыполнимыми при фабричном производстве.

— Иное дело, сударь, — сказал Куэнте-большой Давиду, — иное дело изготовлять образцы бумаги в малом количестве, у себя в комнате, в небольшой форме, или же поставить производство в крупном масштабе. Обратите внимание на такой случай: мы вырабатываем цветную бумагу и для ее окраски покупаем совершенно одинаковые партии краски. Скажем, к примеру, индиго, чтобы синить наши раковины; мы получаем его ящиками, в которых все куски одинаковой выработки. И что же? Нам никогда не удавалось получить два чана краски одного оттенка... При обработке сырья происходят какие-то неуловимые для нас явления. Количество, качество бумажной массы тотчас же отражаются на производстве. Когда вы закладывали в чан определенное количество сырья, — я не спрашиваю, какого именно, — вы могли распоряжаться по-хозяйски, воздействовать равно на все его составные части, связывать их, месить, разминать по собственному усмотрению, придавать массе однородность... Но кто вам поручится, что в чане на пятьсот стоп бумаги предложенные вами способы производства дадут тот же результат и оправдают себя?..

Давид, Ева и Пти-Кло многозначительно переглянулись.

— Возьмите какой-нибудь подобный пример, — сказал Куэнте-большой, помолчав. — Вы накосили на лугу две охапки сена и, хорошо спрессовав, сложили их у себя в комнате, не давши сену сопреть, как говорят крестьяне; брожение происходит, но до пожара еще далеко. Решитесь ли вы, опираясь на этот опыт, сложить две тысячи охапок в дровяной сарай? Вы отлично понимаете, что сено воспламенится и сарай ваш сгорит, как спичка. Вы человек образованный, — сказал Куэнте Давиду, — сделайте вывод! Вы покуда скосили две охапки сена, а мы боимся, как бы не прогорела наша фабрика, ежели мы забьем ее двумя тысячами охапок! Короче говоря, мы можем потерять не только содержимое одного чана, но понести крупные потери и остаться с пустыми руками, затратив большие деньги.

Давид был сражен. Практика на своем положительном языке оспаривала теорию, которая вечно ссылается на будущее.

— На кой шут я подпишу такой товарищеский договор! — грубо крикнул Куэнте-толстый. — Бросай на ветер, коли тебе охота, свои денежки, Бонифас, а я свои попридержу... Я предлагаю уплатить долги господина Сешара и в придачу дать еще шесть тысяч франков... то бишь!.. три тысячи франков векселями, — поправился он, — сроком на год... ну... на год с небольшим... И это уже достаточно рискованно... Нам придется снять двенадцать тысяч франков со счета Метивье. Вот вам и пятнадцать тысяч франков!.. Нет, шабаш! Я больше ни одного су не прибавлю за это открытие, да и то при условии, что разрабатывать его буду я сам. Вот так находка, о которой мне твердил Бонифас... Ну-ну! Благодарю покорно, я думал, ты умнее. Ну нет, это уж дудки!