— Янтарь… — пробормотал я. — Тебе удалось выкупить Ванду?

Криксос молчал. Значит, он не смог купить Ванду у ее нового хозяина.

— Она так и осталась рабыней. — Я закашлялся, а через несколько мгновений добавил: — Верно?

— Да, мой господин. Но с ней все в порядке. С Вандой хорошо обращаются. Меня ограбили и отобрали весь янтарь, но я все равно не отставал от обоза, в котором везли Ванду и многих других рабов. В конце концов мы оказались в Массилии.

— Говори же, не мучь меня! Кому принадлежит Ванда? Чьей рабыней она стала? Назови имя этого человека!

Криксос молчал.

— Немедленно назови мне имя нового хозяина Ванды! — воскликнул я.

Я услышал, как раб прошептал мне в ухо:

— Его имя Кретос.

К Алезии приближались двести пятьдесят тысяч кельтов. Но я думал только о Кретосе. Я не имел права умирать, а должен был выжить и отправиться в Массилию. Криксос зарыл рядом со мной несколько мехов с водой. По ночам я их выкапывал и с жадностью пил.

Вот уже несколько дней я не видел Криксоса. Я был уверен, что он обязательно пришел бы ко мне, если бы только у него была такая возможность. Наверное, у него закончились деньги и он не мог подкупить стражников.

Однажды утром я открыл глаза и увидел его рядом с собой. Из его спины торчала стрела. Криксос был мертв. В руке у него была зажата котомка, набитая хлебом, колбасой и мехами с водой.

Четверть миллиона воинов атаковали внешнюю линию укреплений, возведенную солдатами Цезаря. Двести пятьдесят тысяч кельтов! Решающая битва за Алезию началась. Это была последняя битва, которая решала судьбу нашего народа. Последняя битва за свободную Галлию. Однако защитные сооружения римлян были настолько умело спланированы, что прорваться через них не представлялось практически никакой возможности.

Сначала атакующим предстояло преодолеть участок земли, усыпанный тысячами железных крюков, выкованных таким образом, что в любом положении один шип торчал вверх и мог нанести серьезную рану.

Кельты были вынуждены спешиться. Но после этой полосы шла следующая, где на каждом шагу воины могли провалиться в тщательно замаскированные ветками кустарников ямы, в дно которых легионеры вбили заостренные колья. Затем кельтским воинам предстояло преодолеть обширный участок земли, превращенный по замыслу Мамурры в некое подобие молчаливой призрачной фаланги — нападающих встречали плотные ряды острых рогатин.

Хорошо продуманная линия защитных укреплений включала в себя также два глубоких рва, расположенных на расстоянии четырехсот шагов друг от друга. Они находились непосредственно за участком земли, утыканном рогатинами, и в некоторых местах были заполнены водой. Двести пятьдесят тысяч мужественных, решительно настроенных кельтов остановились. Им предстояло сделать то, к чему воины не привыкли, — полоса за полосой проходить хитроумные защитные сооружения римлян, разбирая и обезвреживая их. При этом все, кому пришлось убирать острые шипы, а также искать ямы и ловушки, рисковали своей жизнью.

Совершенно неожиданно германская кавалерия Цезаря устроила вылазку и нанесла ощутимый урон войску, собравшемуся со всей Галлии. Только на четвертый день кельтам удалось пройти внешнее кольцо защитных сооружений. Но к тому времени подоспели войска Лабиэна, который помешал галлам устранить все препятствия и ловушки, что дало бы им возможность атаковать римлян, осадивших Алезию.

Цезарь набросил пурпурную накидку, оседлал Луну — кобылу, некогда принадлежавшую Нигеру Фабию, и повел свои войска в бой. Покинув свой лагерь, римляне совершили невероятное — они обошли войско кельтов и ударили с тыла. Атака оказалась настолько успешной, что кельты бросились врассыпную, надеясь спастись бегством. Четыре дня двести пятьдесят тысяч человек не имели возможности нормально питаться и жили в ужасных условиях. А когда на относительно небольшой территории собирается столько людей, в мгновение ока начинают распространяться самые разнообразные болезни. Этого оказалось достаточно, чтобы воины потеряли всякое желание сражаться и рисковать своей жизнью. Никто в кельтском войске, пришедшем на помощь защитникам Алезии, не обладал достаточным авторитетом, чтобы поднять боевой дух воинов и убедить их стоять насмерть. Войско, сражавшееся за свободу Галлии, было разбито. Кельты понесли огромные потери, многих из них римляне взяли в плен, а затем продали в рабство.

На следующий день ворота Алезии открылись. Верцингеториг, царь арвернов, выехал за городские стены и оказался на нейтральной полосе. Его никто не сопровождал, он отправился в свою последнюю поездку совершенно один. В стоивших целое состояние позолоченных доспехах он сидел на лошади, гордо подняв голову и выпрямив спину. Верцингеториг направился к внутреннему кольцу укреплений, возведенных римлянами. Несколько десятков легионеров тут же разобрали часть частокола длиной около двадцати шагов и засыпали землей участок рва.

Я медленно поднялся, но Люсия осталась лежать на земле. У нее больше не было сил, она заболела. Я взял ее на руки и, прихрамывая, поплелся вдоль рва. В нескольких сотнях шагов от того места, где легионеры разобрали частокол, я уселся на землю. Люсия сильно дрожала всем телом. Через какое-то время послышались звуки туб, а солдаты Цезаря начали стучать гладиусами по обитым железом краям щитов. Затем до моего слуха донеслись громкие возгласы: «Да здравствует Цезарь! Да здравствует император!»

Вскоре появился и сам проконсул верхом на Луне. Он остановил лошадь на засыпанном землей участке рва, как раз между двумя сторожевыми башнями. Его пурпурная накидка развевалась на ветру. Слева и справа от Цезаря остановились его легаты, которые тоже были верхом. Все офицеры, наблюдавшие за происходящим, пришли туда пешком. Несколько сотен лучников достали из колчанов стрелы и натянули тетивы своих луков — они держали на прицеле всего лишь одного кельтского воина.

Верцингеториг остановил лошадь примерно в пяти шагах от проконсула. Затем он медленно спешился, погладил свою кобылу по голове и прижался щекой к ее морде. Мне показалось, будто он что-то нашептывает животному. Через несколько мгновений царь арвернов отпустил поводья. Почему-то в тот моменту меня создалось впечатление, будто Верцингеториг, отпустив поводья своей любимой кобылы, хотел показать всем, кто на него смотрел, что с этого самого момента он не отвечает за дальнейшую судьбу Галлии.

Царь арвернов подошел к Цезарю. Проконсул не сказал ему ни слова. Думаю, что он относился с уважением к своему врагу. Верцингеториг положил свой меч у ног лошади Цезаря. Затем он расстегнул свой пояс, и висевшие на нем ножны и кинжал упали на землю. Алезия пала. Цезарю вновь удалось покорить Галлию. Верцингеториг развязал кожаные ремни, удерживавшие его доспехи, и бросил доспехи рядом с мечом. Затем царь арвернов встал на одно колено и опустил голову.

— Ты победил, Цезарь, — сказал он. — Тебе сопутствовал успех, и ты вновь прославил свое имя. Прошу тебя, возьми мою жизнь, но пощади мой народ.

Цезарь дал знак своим офицерам. Четверо из них сделали несколько шагов вперед и встали по обе стороны от царя арвернов. Верцингеториг поднялся на ноги и, не оказывая сопротивления, дал увести себя. Не торопясь, проконсул выехал на своей кобыле за пределы лагеря и направился ко мне. Я даже не попытался встать на ноги, а по-прежнему сидел в траве, держа Люсию на руках.