Поскольку борьба между государствами трансформируется в борьбу за превосходство потенциалов, которые имеют экономическую, идеологическую, интеллектуальную, военную и разведывательную составляющие, то в ближайшее время следует ожидать обострения борьбы в каждой из этих сфер, причем наиболее остро это противостояние будет складываться в сфере идеологии. Дело в том, что за годы холодной войны Запад наработал огромный опыт идеологической диверсии в отношении противостоящей ему советской системы. Он добился того, что формально сегодня в России вообще нет идеологии. В Конституции записано (статья 13 часть 2), что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Однако это иллюзия и чистой воды самообман. В действительности место одной идеологии сразу же занимает другая, в данном случае – западная идеология либерализма, т. е. капитализма и потребления, обслуживающая интересы западного общества. Запад по отношению к России действует исходя из жесткой идеологической концепции устройства мира, которой подчинены и интересы всех экономических и политических субъектов западного общества. Отстаивание собственных интересов Россией в мире может быть реализовано только путем возвращения к идеологии прогресса и социальной справедливости. Однако вместо этого мы видим откровенную имитацию патриотизма и коммерциализацию национальных проектов, тотальную гламуризацию и пиарократию, охватившие современную российскую политику, экономику, культуру и общество. И в этом смысле многие из ура-патриотов льют воду на мельницу западной демократии.

Это можно показать на примере Героя Советского Союза Николая Кузнецова, который является эталоном мужества, стойкости и преданности Родине. При этом он подвергается нападкам как со стороны прозападных украинских националистов, так и со стороны депутата Госдумы России Александра Хинштейна, который в своей книге «Тайны Лубянки» (2010) исключительно тенденциозно трактует его довоенный период работы в органах ОГПУ – НКВД, заостряя внимание на некоторых спорных эпизодах в деятельности молодого 20-летнего чекиста, вырывая эти эпизоды из контекста ожесточенной классовой борьбы того времени, особенно в удаленных от центра лесных районах. А потом тот же Хинштейн удивляется, почему «пятая колонна» развязала в декабре 2019 года грязную травлю Кузнецова, Лягина, Медведева и других Героев Советского Союза, сражавшихся в составе ОМСБОН НКВД СССР под началом Павла Анатольевича Судоплатова и внесших весомый вклад в Победу – больше их, по словам Героя России Алексея Николаевича Ботяна, никто не сделал.

Вообще тема так называемых репрессий и участия в них органов НКВД считается у антисоветчиков беспроигрышной. Но в свете того, о чем я писал в первых главах этой книги, есть основания предполагать, как бы она не ударила бумерангом по ним самим.

Дело в том, что в основе трагедии 30-х годов лежит тот неоспоримый факт, что после революции 1917 года в условиях тяжелейшего кризиса российской власти, вызванного войной и разрухой, все ключевые государственные посты в стране захватили представители народов, хлынувших с окраин Российской империи – прежде всего евреи и латыши. То есть, по существу, носители западных ценностей, весьма далеких от традиционного русского уклада жизни. Здесь вполне уместно задать вопрос: а насколько такое поведение этих «пассионариев» было оправдано в моральном отношении? Они что, не догадывались, что никто им здесь особенно не рад, и держаться за власть им предется исключительно с помощью штыка?

Так оно, собственно, и получилось. К середине 30-х годов в стране фактически началась еще одна гражданская война. Органы НКВД находились в руках ортодоксальных революционеров и их выдвиженцев, зачастую троцкистов, которым противостояла линия Сталина на национальное и духовное возрождение русского народа. И мне представляется, что из этой сложнейшей ситуации Сталину удалось выйти с минимальными жертвами, особенно благодаря кадровому таланту Берии. Когда антисталинские силы стали терять поддержку основной части русского населения страны, они прибегли к массовым провокациям, чтобы продержаться до начала войны, а там договориться с оккупантами. Те органы госбезопасности, которые встали на пути этих планов, представляли собой уже во многом другую организацию, и пытаться их в чем-то обвинять бессмысленно. Новая национальная система госбезопасности, которую возглавил Берия, как раз и обеспечила правопорядок в стране.

Здесь хотелось бы привести стихи Виктора Машкова, которые он написал 29 октября 1997 года:

……

Непросто было возродить духовность народа. Вначале нужно было, чтобы он поверил в свои силы, подтверждением чего стало новое молодое племя стахановцев. Следующим важным шагом на пути к автохтонной русской цивилизации явилось возрождение Русской православной церкви. Особое значение имела встреча Сталина с тремя архиереями в Кремле в 1943 году и последовавшее «второе восстановление патриаршества». Лишь хрущёвский переворот 1953 года надолго затормозил этот исторический процесс.

В 1990-е годы, после беспрецедентных атак западных спецслужб на Советский Союз и «катастройки» 1986–1991 годов, фактически повторились события 1917 года. Вновь ключевые государственные посты, банки, заводы, электростанции и газеты перешли под контроль представителей той национальности, у которой к этому времени давно уже имелось свое государство, исповедующее западную модель развития. Постсоветское пространство погрузилось в пучину войн, разрухи и бедствий гражданского населения, унесших миллионы человеческих жизней.

Как писал крупнейший специалист в области отечественной географии населения и демографической науки, профессор МГУ Борис Сергеевич Хорев, «пора – по всем статьям Уголовного кодекса – подводить итоги 9-летнего ельцинизма. Лучше всего это делать, сравнивая данные Роскомстата за 1999 г. с показателями стартового для разрушителей 1990 года. Всю эпоху ельцинизма я бы обозначил как контрреволюцию на марше. Речь идет, естественно, о буржуазно-бюрократической контрреволюции, сопровождавшейся уничтожением СССР».