— О? Само собой. Комната для ритуального сэппуку у нас за углом, — пошутил Кит, махнув в указанном направлении рукой.

— Аригато, милорд.

— Да не за что. Постарайтесь там не забрызгать все вашей кровью и кишками. Уж больно вы, оказывается, занимательный собеседник.

Хацуми церемонно поклонился, сложив ковшиком ладони.

— Ах, милорд. Если я не слишком утомил вас своими россказнями, после того, как я вернусь из обители утренней свежести, могу побаловать вас еще одной на редкость занимательной историей.

— В той вашей другой истории тоже фигурируют гомункулы, да?

Хацуми от полноты чувств развел руками.

— О, да, милорд. Тысячи и многие миллионы их, и все они поклоняются некому Королю.

* * *

На следующие выходные Кит отвез Шарлотту в свой загородный дом, расположенный на берегу Залива. Точнее, их милость сам скромно называл это загородным домом. В действительности, то был дворец.

— Ах! Это… обалденно, — вырвалось у Шарлотты, когда ее очарованному взору предстало непостижимо величественное, великолепное здание с белыми мраморными колоннами, окруженное садами, парками, прудами, розариями и оранжереями. — То есть, я хотела сказать… это великолепно!

— Вам нравится, моя хорошая?

— Но… когда вы говорили о загородном доме, я думала, вы имеете в виду бревенчатую хижину где-то в горах… а это настоящий дворец!

Кит пожал плечами.

— Это и есть настоящий дворец. Бывшая официальная резиденция правителей Священной Ортодоксии, переданная Императором Константином Первым в безвозмездный дар лорду Джеку за выдающиеся заслуги в благородном деле освобождения человечества от тирании Черного Триумвирата. После падения Триумвирата Джек прожил здесь пятнадцать лет… пока возводился наш семейный особняк.

— Безвозмездный, — повторила Шарлотта потрясенно, впрочем, Кит живо унял ее материалистический пыл.

— Выглядит неплохо, но, учитывая в какую чудовищную сумму ежегодно обходится содержание этого исторического, архитектурного и культурного памятника, я бы сказал, что это далеко не безвозмездный дар, а весьма затратное проклятие.

Шарлотта поглядела недоверчиво.

— Вы ведь так совсем не думаете, правда?

— Что я могу ответить вам, уважаемая миссис Лэнгдон. Моя преданность государю и императорской фамилии абсолютна и незыблема. Давайте войдем. Ужин, горячий шоколад и лютни уже заждались нас.

— Я сплю… или вы сказали «лютни»?

— Да. Лютни.

После ужина с лютнями Кит устроил любимой небольшую экскурсию по дворцу. Бедняжка никак не могла прийти в себя от созерцания всей этой роскоши и золотого блеска.

— Здесь так красиво… как в музее.

— Да, но, в отличие от музея, все можно трогать руками. Хотя, честно говоря, лучше не стоит.

— Извините, — пробормотала Шарлотта, отдергивая руку от антикварной вазы.

— Вы можете потрогать меня, я далеко не такой хрупкий…

В действительности, они могли провести долгие недели, бродя по трем этажам бывшего дворца, разглядывая парадные залы, фрески, мозаики, витражи, настенные росписи, старинные зеркала, скульптуры, фонтаны и картины, антикварные плафоны и великолепную мебель ручной работы, но Киту уже не терпелось уединиться с возлюбленной. Наконец, утратив всякое терпение, он сгреб Шарлотту в охапку и потащил в спальню, оторвав от созерцания портретов правителей Ортодоксии.

— Мне кажется, или они на вас похожи.

— Возможно. Все-таки родня по материнской линии. Правда, родство довольно отдаленное.

— Не верится, что вы так спокойно об этом говорите…

— В том, что я родился тем, кем родился, никак не может быть моей заслуги. Да и потом, я всегда придерживался мнения, что историю по-настоящему творят не правители и не герои, а миллионы простых людей, каждый день.

К сожалению, их милость больше не мог поддерживать беседу в столь благородном и возвышенном духе. Кит и сам не поверить в то, как изголодался и истосковался. Швырнув Шарлотту на богато убранную кровать с резным изголовьем и балдахином, он сорвал с возлюбленной одежды и набросился на беззащитное, податливое тело, как хищник на парной кусок мяса. Он забыл о галантности и хороших манерах.

Он терзал, изводил и мучил ее, пока лютый голод не сменился ленивой, умиротворенной, блаженной сытостью.

Утром Кит с несказанным ужасом созерцал следы своей вчерашней невоздержанности, оставшиеся на чувствительной, белой, как молоко, коже Шарлотты — синяки, ссадины и кровоподтеки. Она, впрочем, ни единым словом его не упрекнула, только слегка вздрагивала и закусывала губы, когда он принес из ванной тюбик целебной мази и принялся деликатно смазывать ее любовные раны.

— Что на меня нашло, не понимаю…

— Ничего страшного.

— Как? Вам же больно!

— Да, но… это приятная боль, — прошептала Шарлотта одними губами.

Кит был шокирован своим внезапным превращением в необузданное животное и желал провалиться сквозь землю.

— Почему? Почему вы не попросили меня остановиться?

Любимая залилась румянцем.

— Но я вовсе не хотела, чтобы вы останавливались. Я хотела, чтобы вы продолжали…

— Ох.

— Продолжали и продолжали…

— Уфф…

— Продолжали и продолжали…

Кит ощутил, что сейчас без крыльев воспарит и опомнился лишь невероятным усилием воли. Надо было собраться и постараться сохранить жалкие остатки здравого смысла.

— Пойду приму холодный душ во избежание.

Но Шарлотта никуда его не пустила, а обвила его шею руками и зашептала на ухо.

— Вот уж никогда бы не подумала, что вы можете быть таким страстным. Мне показалось на мгновение-другое, будто…

— Что?

— Будто ваши глаза светятся в темноте.

Домой Кит вернулся вечером воскресенья. От счастья он был, как пьяный, разве без побочных эффектов алкоголя.

Тереза и Дэниэл были на кухне и чистили картофель. Кит понял, что светящееся восторгами и упоением лицо выдает его с головой. Плевать. Он поздоровался с братом и поцеловал жену.

— Дорогая, зачем столько картофеля.

— Я собираюсь сварить суп для ночлежки.

— Терри… не хочу начинать все сначала… но в твоем состоянии едва ли стоит ехать в грязную, заплеванную ночлежку.

— Я сам завтра съезжу, отвезу суп, — сказал Дэниэл брату.

— Ну что, тогда другое дело, большое тебе спасибо, — сказал Кит и пошел отнести в детскую огромного плюшевого кролика, которого купил по дороге домой.