Только теперь до меня окончательно дошли слова Марка: она не могла поступить иначе, потому что была уверена, что у меня в сердце другая женщина. Она ушла, чтобы не мешать, а я… я всё испортил. Я всё разрушил сам, своими руками, Кристен права: я сам это сделал.

А дальше было моё стремительное падение в никуда.

Я решаю, что нам необходимо больше времени проводить вместе и наедине; рассчитывая, что это поможет вернуть её влечение, вызываю к нам Эстелу.

Приехавшая Эстела видит происходящее и бросает мне многозначительные взгляды, но ей невдомёк, что исправить уже ничего нельзя…

Нельзя, но я пытаюсь, как обычно не сдаюсь, и хватаюсь за всё, за что можно ухватиться, цепляюсь, но всё бесполезно: подарки раздражают её, как и моя близость, прогулки по побережью, обеды в ресторанах вдвоём, концерты, театр — везде она есть физически, но духовно её нет, моя Лера словно обледенела, сперва покрылась лишь небольшой, хрупкой коркой, потом стала промерзать всё сильнее и сильнее, пока не превратилась в Снежную королеву. И мне холодно рядом с ней, так холодно…

Но уйти никогда не смогу — именно сейчас она нужна мне так сильно, как никогда.

Maldito — Alone Made Of Ice

Она не чувствует меня, ровно также, как я не почувствовал её в то время, когда она совершенно одна, не имея возможности даже рассказать кому-нибудь о том, что у неё на сердце, погибала, сгорая заживо в огне моей ненависти и мести…

Мне больно вдвойне: и за неё, потому что понимаю, ей и самой сейчас нелегко, и за себя, потому что без её любви знаю, что погибну…

Вот оно маленькое, но такое важное понимание — не она нужна мне, а её любовь, заботливая, нежная, преданная — такая, какой бывает лишь материнская любовь. И её другая любовь — её женское желание отдавать себя мужчине, вдохновлять его, удовлетворять его потребности, её влечение, её страстность, о которой не ведает никто, кроме меня, ведь я где-то внутри себя знаю, непоколебимо уверен даже: те стоны, что доставались мне, мог срывать с её губ только я…

Больше нет ничего этого, но самое страшное не это, а то, что больше ничего не будет…

Так она сказала мне тогда во сне: больше ничего не будет.

Но во мне ещё есть силы, я всё ещё не сдаюсь, всё так же цепляюсь, как и прежде, но с каждым днём чувствую сам, как угасаю, как мерзкая тяжёлая мысль всё чаще появляется в моей голове, но я гоню её, помня о том, что теперь отвечаю не только за себя.

Мы возвращаемся домой — из трёх запланированных месяцев путешествия по Европе выдержали только один. За последние две недели я так вымотался, что кинулся в работу, как оголтелый, стремясь забыться, отвлечься от мучительных мыслей, тянущих на дно…

Мне нужно занять себя чем-то совершенно новым, необходимо увлечься и просто переждать, а вдруг? А вдруг она отомрёт? Не может же всё это длиться вечно?

Я покупаю верфь и окунаюсь в яхтостроительство с головой, совместно со своей командой создаю свой первый проект и живу им точно так же, как Валерия живёт своей диссертацией, часами выписывая расчёты на блокнотных листах.

А я каждый вечер дома и наблюдаю за ней: вот она рядом, номинально моя, я даже женился на ней, во второй раз против её воли, только руку протяни дотронься, и она твоя… Но невозможно это — её воротит от моих прикосновений, как и того факта, что мы всё ещё спим в одной постели.

Нужно поговорить, наверное…, но я не могу разжать рта — как тогда в детстве. И мы молчим оба, молча ходим по дому, как два привидения. Эстела всё чаще увозит детей к Марии, потому что тот вакуум и боль, которыми наполнен наш дом, невыносим даже для неё.

Аннабель мучается без материнской любви, хотя я вижу, что Лера старается, и дело не в ребёнке: моя жена не способна вообще кого-либо любить в этот период — она пустая внутри, я выжег всё, что в ней было, а было там так много всего…

Возвращаю ребёнка его родной матери — Габриель, предлагаю купить удобную квартиру около парка, но в ответ слышу:

— Зачем?

— Как зачем? — не понимаю её вопроса.

— Есть ведь дом, дом в котором мы жили вместе. Я хочу вернуться туда, и ты будешь рядом, всегда сможешь помочь, если вдруг с Аннабель что-нибудь случится…

Я нахожу её слова разумными, учитывая так же тот факт, что продолжаю ей не доверять.

— Хорошо, но я в любом случае хотел бы, чтобы рядом с Аннабель была няня.

— Я сама могу справиться со своим ребёнком, Алекс!

— Не хочу ссориться и напоминать, но ты уже однажды справилась…

Габриель плачет, просит простить.

И мне тяжело, но я прощаю. Прощаю, потому что нужно идти дальше, потому что Аннабель ещё слишком маленькая, чтобы лишать её материнской любви и заботы, а Лера сейчас в таком состоянии, что не способна давать всё это даже своим детям, что уж говорить о чужих…

Упорно продолжаю спать в одной постели с женой, даже зная то, как её это тяготит, я не могу уйти в одну из десятка свободных спален… У меня есть странное чувство, ощущение, будто стоит мне уйти, и всё тут же рухнет, обратного пути уже не будет…

Но, глядя на то, как жена избегает меня, игнорирует, как забивается в дальний угол кровати, я уже не вижу выхода ни при каких обстоятельствах и вариантах развития событий.

Мы живём в этом киселе её безразличия несколько месяцев, и за это время я превращаюсь в ничто: от моей гордости и достоинства не остаётся и следа, моя душа рассыпается в пепел, я не живу, я существую, как старик, едва волочу ноги по дороге своей жизни, ведущей в никуда…

У меня начинают сдавать нервы: я безумно, уже не как человек, а какое-то зацикленное и обречённое существо, жажду хотя бы раз прикоснуться к ней, моей жене, моей женщине, даже не обнять — об этом страшно думать, страшно представить себе, что она сделает, вернее насколько больно хлестнёт меня, ведь лупит же каждый день…

Каждый Божий день я несу свою кару:

— Лера, тебя забрать из Университета?

— Нет, сама доеду.

— Тебе сделать кофе?

— Нет, я уже выпила.

— Возьми плед, уже холодно.

— Нет забери обратно, мне тепло…

— Лера, поедем поужинаем вместе с Марком и Кэтрин?

— Езжай сам, у меня много работы.

— Я привёз тебе твои любимые трюфели из Бельгии, посмотри, тут пять видов…

— Я на диете.

И я плачу, внутри, не снаружи… Однажды, ещё в Испании, моя выдержка треснула, и я разрыдался прямо при ней, не заметил сам, как сполз на колени, и она сказала мне кое-что: «Ты нужен мне сильным!».

И я ухватился за эту фразу, она ведь сказала: «Нужен!». Значит, я буду просто ждать, пока она найдёт в себе силы простить или забыть, я не знаю, как она борется с этим, но жить без неё не могу, погибаю… Медленно мучительно умираю…