и рюмочных, в трактирах и кабаках была разная посуда, то тут в каждое заведение общественного питания, а то и в каждый дом пришли миллионы и миллионы схожих стаканов.

Стаканы с разным количеством граней известны в стеклоделии давно. Был, по слухам, стакан Ефима Смолина, который царь Пётр Алексеевич хватил оземь, да тот стакан, на радость мастеру, и не разбился. (Или, наоборот, разбился, а Государь крикнул не то «Стакану быть!», не то «Стаканы бить!») — и началось. Эта история входит в обязательный набор всех рассказчиков — начиная от просвещённых алкоголиков и кончая экскурсоводами в Гусь-Хрустальном.

Вот контр-адмирал Виктора Ананьевич Дыгало пишет нам: «Ещё задолго до официального появления кают-компании на кораблях 1-го и 2-го ранга Российского флота имелись наборы отличной столовой и винной посуды, „дабы не ударить лицом в грязь, буде придется принимать иностранных гостей“. Составной частью этих наборов, изготовлявшихся бессчётными купеческими мануфактурами, были, естественно, стеклянные стаканы — малопрозрачные, тёмно-зелёного бутылочного тона, которые расписывались эмалевыми красками, и более дорогие, декорированные тонкой гравировкой прозрачные бесцветные кубки Императорского хрустального и стекольного завода. Вся эта посуда во время штормов билась в неимоверных количествах, ибо зафиксировать её гладкие формы на столе было почти невозможно. Правда, помогла русская смекалка: моряки во время качки застилали столы мокрыми скатертями (это применяют и сейчас), однако круглые по форме стаканы и кубки скатывались со стола и бились даже в этом случае. От удручающих трат казну избавил один из мастеров Императорского стекольного завода, который изготовил первый в России граненый стакан. Апробацию новшества российский император произвел самолично, откушав из него полынной водки. Он нашел, что „стакан осанист и по руке в пору“. От своих нынешних собратьев первый русский гранёный стакан отличался большой вместимостью, толстыми стенками и зеленоватым оттенком. Возможно, это обстоятельство привело к тому, что в народе, несмотря на постоянное обновление разговорного языка, водка сохраняла за собой былинное название зелена вина — что ни налей в такой стакан, все в нем казалось зелёным. Но главным достоинством этого стакана была его высокая прочность: даже при падении со стола на палубу он очень редко разбивался»[387]. Предполагается, что и на других флотах в то время была масса гранёной посуды — хотя прочность тут связана скорее с закалкой, чем с тем, что стакан не свалится со стола при шторме — на боку он, что ли, должен лежать в штатном положении?

Дело в том, что гранёные рюмки и стаканы упоминаются среди продукции Измайловского завода 1676 года[388]. Гранёный стакан можно увидеть даже у Веласкеса. Да и археологи обнаруживали такое чудо: «Хотелось бы упомянуть еще один фрагмент стакана: его тулово покрыто гранями, как у современных граненых стаканов, но грани нанесены шлифованием. Происходит он из надежно датированного слоя XVIII в.»[389]

Когда сентябрьским днём кто-то начинает петь про мухинский стакан, то оппоненты тут же вынимают из рукава картину Петрова-Водкина с угрюмым псом, двумя варёными яйцами и гранёными чайником (это на самом деле самовар) и стаканом образца 1918 года. Петров-Водкин рисовал гранёные стаканы неоднократно — в последний раз, кажется, в 1938 году. Но художники писали их и раньше — ещё до революции, ещё те, добротные мальцевские стаканы.

Странным образом 1943 год стал урожайным на новые стандарты — от введённых в армии погон, промежуточного патрона 7,62×39 Елизарова и Сёмина до прочих невоенных предметов. Этому году приписывают и стандарт на гранёный стакан — по дате его производства 11 сентября на Гусь-Хрустальном заводе. Да только сам стакан с гранями делался и раньше — незадолго до войны существовали посудомоечные машины для больших общественных столовых. Внутри них гранёный стакан входил в специальные гнёзда. Кстати, вместо Мухиной, иногда авторство отдают инженеру Славянову — но мутная вода расследований тоже утекает в песок.

Внутри стандартного рассказа о гранёном стакане вспоминают даже Казимира Малевича, видимо, приписывая изобретателю чёрных квадратов всё простое и угловатое.

Но стандарт на стаканы — кажущийся, потому что на каждом стеклоделательном заводе СССР порядки были свои. Технологи подчинялись директорам, а те — своим областным, республиканским начальникам, в другие времена — руководству совнархозов, а когда ветер перемен унёс совнархозы — новым министерским начальникам, и во всей этой кутерьме технологи проявляли многогранную самодеятельность.

Разговор о количестве граней надо начинать и вовсе с того, что в старых стаканах была гранёной внутренняя поверхность, а не только внешняя.

Крепость же самого стакана не в гранях, а в варке стекломассы при температуре 1500 °C, двойном обжиге, и, как утверждали, добавках свинца, приближающих стекло к хрусталю. Прочность калёных стаканов имела, правда, и оборотную сторону — уж если они бились, так громко и будто взрываясь.

Было множество гранёных стаканов — малогранные архаичные, затем гранёные стаканы с ободком сверху, потом гранёные стаканы с неполным гранением — до середины, со сложно профилированными гранями.

Обычно считают стандартом двухсотграммовый десятигранник с ободком (его ещё называют «губа» или «Марусин поясок» — если налить всклянь[390], то к объёму добавится пятьдесят грамм). Однако коллекционеры, будто отчаянные грибники, обнаруживают на барахолках, как лисички на поляне россыпи девяти—, тринадцати—, шестнадцати— и двадцатигранников.

В невозможности ответить на пьяный вопрос о количестве плоскостей есть какая-то жизненная правда. Недаром, именно с помощью стакана Владимир Ильич Ленин объяснял смысл бытия: «Тов. Бухарин говорит о «логических» основаниях. Всё его рассуждение показывает, что он — может быть, бессознательно — стоит здесь на точке зрения логики формальной или схоластической, а не логики диалектической или марксистской. Чтобы пояснить эту, начну с простейшего примера, взятого самим тов. Бухариным. На дискуссии 30 декабря он говорил: «Товарищи, может быть, на многих из вас споры, которые здесь происходят, производят впечатление, примерно, такого характера: приходят два человека и спрашивают друг у друга, что такое стакан, который стоит на кафедре. Один говорит: „это стеклянный цилиндр, и да будет предан анафеме всякий, кто говорит, что это не так“. Второй говорит: „стакан, это — инструмент для питья, и да будет предан анафеме тот, кто говорит, что это не так“. Этим примером Бухарин хотел, как видит читатель, популярно объяснить мне вред односторонности. Я принимаю это пояснение с благодарностью и, чтобы доказать делом мою благодарность, я отвечаю популярным объяснением того, что такое эклектицизм в отличие от диалектики. Стакан есть, бесспорно, и стеклянный цилиндр и инструмент для питья. Но стакан имеет не только эти два свойства или качества или стороны, а бесконечное количество других свойств, качеств, сторон, взаимоотношений и „опосредствовании“ со