Однако он не стал трогать конкордат 1801 г. В результате сохранялось нелепость: государство (то есть Третья республика) назначало епископов, а епископы, хотя и назначали священников, делали это только при согласии правительства.

В обмен на этот контроль государство платило жалованье французскому духовенству. Это было если не возмутительное, то ненормальное положение, и, вероятно, священнослужители сами были бы рады, чтобы оно прекратилось, если бы смогли примириться с тем, что республика установлена навсегда, и окончательно перестали мечтать о том, что однажды увидят, как благочестивый король торжественно отправится в Реймс, чтобы быть увенчанным короной Людовика Святого. Республиканцев сложившаяся ситуация уже давно раздражала. Они не решались ускорить ход событий, потому что хорошо понимали, как силен противник, но вскоре Ватикан дал им сильный повод для действий.

В 1903 г. умер папа Лев XIII, один из самых ловких понтификов из всех, кто когда-либо сидел на престоле святого Петра. Его преемник Пий Х (годы правления 1903–1914) был человеком святой жизни и отличался душевным благородством, но явно не обладал таким здравым смыслом, как его предшественник. Вскоре он занял очень жесткую позицию по поводу действий французского правительства. А в 1904 г. он приблизил начало кризиса: когда президент Лубе приехал в Рим к королю Италии с визитом вежливости, Пий в официальном дипломатическом письме осудил президента за то, что тот приехал к «узурпатору» в город, где папа является «узником», и объявил его приезд сознательным оскорблением Ватикана.

Теперь французское правительство имело хороший формальный предлог, чтобы сильно рассердиться. Оно в ответ направило несколько жалоб на то, что папа вмешивается в дела французских епископов, нарушая запреты, указанные в конкордате. Уже с 1903 г. комитет палаты работал над постановлением о разделении церкви и государства. Дипломатические отношения между республикой и Ватиканом сразу же были разорваны (это случилось 30 июля 1904 г.), а 9 декабря 1905 г. действительно был принят закон, согласно которому Конкордат отменялся, прекращалась выплата правительством жалованья духовенству и Третья республика отказывалась от всякой ответственности за содержание религии[320]. Католической церкви дали полную свободу самой заботиться о себе. Пожилым священнослужителям была предоставлена государственная пенсия, остальные же (по крайней мере, в ближайшее время) должны были жить только на пожертвования верующих.

Все это в целом было умелой и честной попыткой разорвать отношения с церковью, не превращая республику в преследовательницу верующих. Главные споры возникли по поводу церковных зданий – церквей, соборов, часовен и т. д., которые теоретически были собственностью народа. Они были переданы не самой церкви, а «культурным ассоциациям». В каждом городе такую ассоциацию должны были организовать набожные католики, которые могли обеспечить отправление религиозного культа. Были и другие, довольно сложные, способы обес печить управление большим имуществом, которым и теперь еще продолжала владеть церковь. Короче говоря, действия правительства были продуманными и умеренными, что служит к большой чести господину Бриану, главному из тех, кто составлял закон и проводил его в жизнь.

Большинство французских католиков, несомненно, были за то, чтобы наилучшим образом использовать этот закон и организовать «культурные ассоциации» для совместной работы с правительством. Но вскоре Пий Х создал почти невыносимую ситуацию: он выпустил (в 1906 г.) официальное послание, в котором осуждал отделение церкви от государства как «крайне вредную ошибку» и приказывал всем католикам-мирянам ничего не делать для создания культурных ассоциаций. Возможно, понтифик таким путем рассчитывал довести республику до каких-нибудь жестоких репрессий, которые стали бы для клерикалов рекламой, принесли бы пострадавшим славу мучеников и неизбежно вызвали бы ответные действия в пользу церкви. Новый кабинет министров во главе с Клемансо умело обошел эту западню. В 1907 г. был принят закон, позволявший духовенству продолжать пользоваться церковными зданиями; для этого в каждом отдельном случае местный священник должен был заключить договор с префектом или мэром. Разумеется, власти католической церкви не могли приказать священникам служить мессы в древнем священном здании только потому, что церковь больше не была формально, по закону его владелицей: раз не было никаких препятствий для богослужения, такой запрет был невозможен. Поэтому во Франции тогда не было заметного перерыва в регулярном совершении религиозных обрядов. А такой перерыв был бы «гонением на церковь» – той грубой ошибкой правительства, на которую, вероятно, надеялись крайние клерикалы.

В течение первых девяти лет после отделения французской церкви от государства, конечно, было много разногласий и недовольства. Папа Пий Х по-прежнему был возмущен и изумлен, но в общем и целом страсти заметно остыли. Правительство, несмотря на громкие крики недовольных, продолжало идти вперед: оно взяло в свои руки многие церковные здания (не церкви), например дворцы епископов, дома приходских священников, богословские школы и т. д., и использовало их в светских целях. Например, министр труда разместил свои служебные помещения в бывшем дворце парижского архиепископа. С другой стороны, стали говорить, что теперь, когда церковь избавилась от вмешательства государства в ее дела, французские католики снова станут непритворно благочестивыми и заживут истинно духовной жизнью. В 1914 г. религиозный вопрос еще заставлял французов мрачнеть и хмуриться, но в это время католики, протестанты, евреи, свободомыслящие и атеисты, как один человек, объединились в борьбе против тевтонской угрозы.

Это был всего лишь краткий обзор нескольких из тех кризисов и трудностей, с которыми столкнулась Третья республика. Лубе очень достойно исполнял обязанности президента с 1899 до 1906 г. Одним из последних действий его администрации было принятие (в 1905 г.) закона, по которому срок службы в армии сокращался с трех лет до двух. Позже оказалось, что эта мера была неразумной; она стала слишком большой уступкой антимилитаристам, но по меньшей мере показала, что французы в первое десятилетие ХХ в. были миролюбивыми людьми. Преемником Лубе стал Арман Фальер (годы президентства 1906–1913), «беспечный, веселый и добродушный, с хорошими намерениями, но второразрядный государственный деятель». Правда, ему повезло: ему ни разу не пришлось столкнуться с кризисом, для выхода из которого были бы нужны большие административные способности.

В годы его президентства, кроме последствий религиозного вопроса, было много агитации в пользу рабочих, были законы о социальной реформе, трудности с промышленностью, забастовки на железных дорогах (особенно в 1910 г.) и т. д. Во Франции всего этого было в среднем столько же, сколько в других крупных цивилизованных государствах. Социализм и одно из его проявлений – синдикализм[321] стали так сильны, что начали тревожить буржуазию; в палате возникали неизбежные бурные споры по обычным вопросам экономики, бюджета и налогообложения. Но начиная с 1905 г. мысли граждан Франции уже не были сосредоточены только на давних спорах между республиканцами и роялистами, клерикалами и радикалами. Казалось, будто что-то все сильнее напоминало сторонникам враждующих партий, непримиримым противникам, что они прежде всего французы. И действительно: подрастало новое поколение, для которого события 1870 г. были детским воспоминанием, а чаще – рассказом отцов. Несмотря на это, молодые французы снова стали смотреть в сторону прирейнских земель. Это было не честолюбивое желание отомстить и вернуть утраченные провинции, а опасение, что на их любимую родину будет нацелен новый удар, который может полностью искалечить ее. В 1913 г., после бурных споров во всем народе и в палатах, закон об армии снова был изменен, и военная служба опять стала продолжаться три года. Социалисты и другие радикалы яростно протестовали, но лучшие умы Франции согласились принести эту жертву, потому что на восточной границе появились тревожные признаки, настолько страшные, что их нельзя было оставить без внимания.