познакомиться с Вашей матерью. Я написала ей, и она очень быстро мне ответила! Прислала замечательное письмо! И пригласила приехать и пожить у нее сколько захочу, а еще сказала, чтобы я непременно прочитала все Ваши книги».

Гарп переворачивал крошечные листки блокнота, все время кивая головой и улыбаясь.

«Но Вашу мать убили!» — написала Эллен Джеймс, вытащила из огромного ридикюля коричневую бандану и высморкалась в нее.

«Я все равно приехала и некоторое время жила среди участниц женского движения в Нью-Йорке. Теперь я уже знаю слишком много джеймсианок, как Вы их называете. Собственно, только их-то я и знаю; я получаю сотни рождественских открыток…»

Она перестала писать и убрала руку, чтобы Гарп прочитал последнюю строчку.

— Да-да, в этом я не сомневаюсь, — подбодрил он ее. «Я, конечно, не могла не пойти на похороны Вашей матери. Потому что знала: там будете Вы. Я знала, что Вы непременно приедете!» Она снова убрала руку и улыбнулась ему. А потом вдруг засмущалась и прикрыла лицо своей грязной коричневой банданой.

— Так вы хотели видеть именно меня? — спросил Гарп.

Она энергично тряхнула головой и вытащила из ридикюля растрепанный экземпляр «Мира глазами Бензенхавера».

«Это лучшая история об изнасиловании, какую я когда-либо читала, — написала Эллен Джеймс. Гарп поморщился. — А знаете, сколько раз я прочитала Вашу книгу?»

Он посмотрел в ее слезящиеся восхищенные глаза. И молча покачал головой, словно был так же нем, как и она. Она коснулась его лица, совершенно по-детски. Растопырила пальцы, чтобы он сосчитал: все пальчики на одной руке и почти все на второй. Господи, она прочла его ужасную книгу восемь раз!

— Восемь раз! — прошептал Гарп.

Она кивнула и улыбнулась. И вдруг, совершенно успокоившись, откинулась на спинку кресла с таким видом, словно все в ее жизни наконец-то благополучно завершилось: она сидит рядом со своим любимым писателем и скоро будет в Бостоне; раз уж не получилось знакомства с той замечательной женщиной, которой она так восхищалась и которая успела погибнуть, пока она, Эллен, добиралась сюда из Иллинойса, то пусть хотя бы единственный сын той женщины пока остается с нею рядом, и этого будет для нее вполне достаточно.

— Ты в колледже училась? — спросил ее Гарп. Эллен Джеймс подняла один грязный пальчик; лицо у нее стало совершенно несчастным.

— Только один год? — перевел Гарп. — Тебе там не понравилось. Или ничего не получалось?

Она решительно кивнула.

— А кем ты хотела стать? — спросил он, едва не прибавив: «Когда вырастешь».

Эллен указала на него и покраснела. Она почти коснулась его могучего фальшивого бюста.

— Писателем? — догадался Гарп.

Она облегченно вздохнула и улыбнулась, как бы говоря: до чего легко ты меня понимаешь! У Гарпа перехватило горло. Эта девочка потрясла его; она была так похожа на тех обреченных детей, чей организм не вырабатывает антител, у них вообще нет естественного иммунитета, и они абсолютно беззащитны перед любой болезнью. И если не живут всю жизнь в стерильных пластиковых палатках, то просто умирают от первого же вульгарного насморка. И сейчас перед ним была одна такая, Эллен Джеймс из Иллинойса, дитя без социального иммунитета, оставившее свое пластиковое убежище.

— У тебя погибли и папа и мама? — спросил Гарп. Она кивнула и снова закусила и без того изжеванную губу. — И никаких других родственников у тебя нет? — спросил он. Она покачала головой.

Он знал, что сделала бы его мать. И знал, что Хелен возражать не станет; да и Роберта, разумеется, не откажется помочь. Как и все те женщины, которым некогда нанесли тяжкие раны и которые теперь с помощью его матери как-то сумели эти раны залечить — каждая по-своему.

— Ну что ж, можешь считать, что отныне у тебя есть семья, — сказал Гарп и взял Эллен Джеймс за руку. Он поморщился, услышав собственный голос: интонации были в точности те же, что и у его покойной матери, когда она исполняла свою давнишнюю и любимую роль в ненаписанной мыльной опере под названием «Приключения доброй медсестры».

Эллен Джеймс закрыла глаза, словно от счастья лишилась чувств, и, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни безопасности, девочка ее не услышала. Гарп сам пристегнул ей ремень. И весь недолгий перелет до Бостона Эллен «не умолкая» изливала свое изболевшееся сердечко в бесконечных записках.

«Я этих джеймсианок просто ненавижу! — писала она. — Я бы никогда с собой такого не сделала!» Открыв рот, она продемонстрировала Гарпу зияющую там пустоту. Он весь похолодел. «Я хочу говорить обо всем на свете; я хочу высказать все, что у меня на душе».

Гарп заметил, что большой палец ее правой руки несколько искривлен, а указательный чуть ли не вдвое длиннее, чем на левой руке. «Пишущий» мускул у Эллен Джеймс был необычайно развит. Да уж, писательские судороги тренированным пальцам этой девочки вряд ли знакомы, думал он.

«Слова приходят, приходят…» — писала она и после каждой строчки ждала, когда он кивнет головой в знак того, что успел все прочитать, и только тогда продолжала. Она описала ему всю свою жизнь. Учительницу английского языка в средней школе — единственного человека, который имел там для нее какое-то значение. Экзему, которой страдала ее мать. Автомобиль «форд-мустанг», который ее отец водил слишком быстро и неосторожно.

«Я прочитала все книги, какие мне попадались», — писала Эллен Джеймс. Гарп рассказал ей, что его жена Хелен тоже очень любит читать и они, наверное, друг другу понравятся. Взгляд девочки отражал радужные надежды, переполнявшие ее душу.

«Кто был Вашим самым любимым писателем в детстве?» — спросила она его.

— Джозеф Конрад, — ответил Гарп.

Она вздохнула, одобряя его выбор, и написала: «А у меня — Джейн Остин».

— Это хорошо, — искренне похвалил Гарп

Когда самолет приземлился, она так устала, что практически спала на ходу, и Гарп провел ее по коридору аэропорта и просто прислонил к конторке, заполняя необходимые квитанции, чтобы взять напрокат машину.

— Т.С.? — спросил человек, который их обслуживал. Одна из фальшивых грудей Гарпа съехала набок, и чиновнику, видно, стало не по себе: возможно, ему показалось, что это странное тело, с ног до головы затянутое в бирюзовый комбинезон, вот-вот развалится.

В машине, мчавшейся по темному шоссе на север, в Стиринг-скул, Эллен Джеймс спала, свернувшись, как котенок, на заднем сиденье. В зеркальце заднего вида Гарп заметил, что на коленке у нее до крови содрана кожа. Во сне она сосала большой палец.

В конце концов похороны оказались вполне под стать Дженни Филдз, и нечто очень важное перешло от матери к сыну. Теперь уже он