– Тесси… – начинает отец, но я его прерываю.

– Не хочу ничего слышать, – говорю я.

Я не хочу слышать ни страшную правду, ни ложь. Я знаю, что Хардину незачем лгать о пристрастии отца к наркотикам.

– Пожалуйста… – жалким голосом продолжает отец.

– Она сказала, что не хочет ничего слышать, – угрюмо замечает Хардин. – Не надо было привозить тебя сюда, – обеспокоенно говорит он, когда отец понуро уходит. – Я знал, что что-то пойдет не так.

– Все нормально, – устало отвечаю я.

– Ты всегда так говоришь.

– Все нормально. Ты ни в чем не виноват.

– Как бы не так, – возражает Хардин. – Я порвал письмо, я привез тебя сюда, и я не смог скрыть наркоманию твоего отца. Я думал, что после того, как я отдал часы, этот гаденыш Чад больше тут не появится.

– Запускать кино? – кричит отец из гостиной.

Я бросаю на Хардина встревоженный взгляд.

– Минутку, – кричит он в ответ и, повернувшись ко мне, добавляет: – Если не хочешь, необязательно возвращаться к ним и делать вид, что ничего не произошло. Никто не посмеет тебя обвинить.

– Я понимаю, – вздыхаю я.

– Ну хорошо, – с сочувствием говорит Хардин. – Возвращайся к ним. Я скоро приду.

– Хорошо. Принесешь нам попкорна? – Я устало улыбаюсь.

– Хорошо, хорошо, – добродушно ворчит он и выталкивает меня из кухни. – Иди.

В гостиной отец лежит на своем любимом месте, а Лэндон стоит, опершись на стену. Отец сидит и ковыряет заусеницы. Эта привычка была и у меня в раннем детстве, пока мать не отучила меня от нее. Теперь я знаю, откуда она взялась.

Неужели он правда принимает наркотики? И если это правда, то какие и как часто? Все, что я знаю о наркотиках, я почерпнула из нескольких серий «Вмешательства», которые мы с Хардином посмотрели. Я морщилась и закрывала глаза, когда наркоманы на экране кололись в вену или нагревали пенную жидкость в ложках. Я не могла смотреть на этих людей, разрушающих свою жизнь и жизнь своих близких. Хардин же говорил, что не испытывает к ним ни капли жалости.

Неужели мой отец – один из них?

– Если тебе хочется уйти, я тебя прекрасно понимаю, – в нерешительности говорит отец.

Чувствую боль в груди.

– Нет, все в порядке, – говорю я и сажусь на пол в ожидании Хардина.

С кухни доносится запах попкорна.

– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, – начинает он.

– Все хорошо, правда, – отвечаю я.

Черт, где Хардин?

Хардин появляется минутой позже с большим пакетом попкорна и кружкой с водой. Он молча садится рядом со мной и устремляет взгляд на экран.

– Что за дрянь мы будем смотреть на этот раз? – спрашивает он.

– «Неспящих в Сиэтле», – отвечаю я с усмешкой.

Хардин закатывает глаза.

– Да ну? Это разве не более ранняя версия той ерунды, которую мы только что посмотрели?

– Это неплохой фильм, – с улыбкой отвечаю я.

Кино несколько отвлекает меня от мыслей об отце. Хардин молча воткнулся в экран. Его плечи напряжены, он погружен в свои мрачные мысли. Неожиданно он притягивает меня к себе и шепчет:

– Я тебя люблю.

Я смотрю в его зеленые глаза и отвечаю:

– Я тоже тебя люблю.

Несколько мгновений смотрю на него, поражаясь его красоте. Он действительно меня любит, и его сегодняшнее спокойное поведение – очередное доказательство. Раньше я страшилась, что он подомнет меня под себя. Теперь я не буду возражать, если он решит это сделать.

Вздрагиваю от неожиданного громкого стука в дверь. Я и не заметила, как задремала на руках у Хардина. Он осторожно отодвигает меня и встает. Я изучаю его лицо, опасаясь гнева, но Хардин выглядит скорее усталым и обеспокоенным.

– Не ходи за мной, – просит он.

Я киваю. Мне не хочется снова видеть Чада.

– Нам следует вызвать полицию, иначе он не перестанет сюда приходить, – недовольно замечаю я. Я оглядываюсь на Лэндона и отца. Оба спят. Похоже, мы все заснули. Забавно.

– Нет, – слышу я голос Хардина из коридора.

Поднимаюсь на колени и приоткрываю дверь. Что, если Чад пришел не один? Что, если он хочет отомстить Хардину? Встаю и подхожу к отцу, чтобы разбудить.

За моей спиной раздается стук каблуков. Оборачиваюсь и вижу мать. Она – в своем узком красном платье, с завитыми волосами и в ярко-красной помаде. На красивом лице – печать мрачной решительности.

– Что ты здесь… – начинаю я, переводя взгляд на Хардина.

Он выглядит необычайно спокойным.

– Ты ей позвонил?

Хардин отводит взгляд. Как он мог позвонить моей матери? Зачем вообще он это сделал?

– Ты не отвечаешь на мои звонки, Тереза, – грозно начинает мать. – И теперь я вдруг узнаю, что здесь твой отец! И что он принимает наркотики!

Она проносится мимо меня словно коршун и оказывается у дивана. Руки с ярко-красными ногтями хватают отца за рукав и с силой стаскивают его на пол.

– Вставай, Ричард! – страшно рычит она, и я вздрагиваю.

Отец садится и трясет головой. Когда он осознает, кто стоит перед ним, его глаза чуть не выкатываются из орбит.

– Кэрол? – спрашивает он необычайно жалко.

– Как ты смеешь! – Мать трясет пальцем перед его лицом.

Отец отползает от нее и упирается спиной в диван. На его лице застывает ужас.

Лэндон вздрагивает и просыпается.

– Тереза, иди в спальню! – приказывает мать.

– Что? Я никуда не пойду, – возражаю я.

– Она уже не ребенок, Кэрол, – говорит отец.

Мать надувает губы, и я знаю, что она сейчас скажет.

– Не смей говорить так, будто ее знаешь! И теперь я узнаю, что ты принимаешь наркотики!

Отец встает и делает шаг к матери. Теперь его голос звучит увереннее.

– Я уже завязал! – выкрикивает он.

Мне хочется спрятаться за Хардином. Лэндон в ужасе на меня смотрит. Глаза Хардина сфокусированы на моем отце.

– Может, пойдем? – беззвучно шепчет Лэндон.

Я качаю головой.

– Уже?! Уже! – Мать в ярости топает ногой.

– Да, уже! Я не идеален, понятно? – Отец проводит руками по волосам. Я вздрагиваю, узнавая этот жест.

– Не идеален! Ха! – Мать горько смеется.

Мне хочется включить свет, но я не могу заставить себя двинуться. Не знаю, как реагировать.

– Не быть идеальным – нормально. Принимать наркотики и утягивать дочь вместе с собой на дно – это уже плачевно! И недопустимо!