Над серебристым металлическим диском, установленным по центру стола, сделанного из змеиного дерева, появилось голографическое изображение молодого человека.

— Это я, отец, — донеслось из динамиков. — Мне сказали, что ты хочешь меня видеть…

— Да, Генри, поднимайся, — ответил Браун.

Несколько раз нажав на встроенный в стол сенсор, Говард проследовал к небольшому бару, который был расположен позади стола. Утолив жажду водой высшей степени очистки, глава оружейников обернулся на приглушенный звук открывшегося люка, расположенного посередине помещения.

Из открытого проёма показалась стеклянная кабина лифта, в которой находился молодой человек, одетый в широкие штаны и коричневую толстовку с накинутым на голову широким капюшоном. В отличие от отца, он имел кожу молочно — белого цвета ввиду того, что Генри от рождения был альбиносом. Глаза Брауна — младшего закрывали темные очки, а на подбородке виднелись темные пигментные пятна — признаки раковых новообразований, с которыми он боролся последние пять лет. Когда Генри вышел из кабины, лифт спустился вниз, а проём в центре комнаты бесшумно закрылся стальной заслонкой, на которой был изображен герб оружейного консорциума — механизм, состоящий из множества шестеренок различной величины, в который была «вплетена» лента Мебиуса.

Говард, зная, что сын старательно избегает солнечных лучей по причине болезни, учтиво позаботился о том, чтобы стеклянная сфера изменила свойство прозрачности. После того как стекло стало мутным, в кабинете вспыхнули софиты, прикрепленные к жесткому каркасу полусферы.

Генри откинул капюшон, обнажив лысую голову, а затем снял черные очки и внимательно посмотрел на отца красноватыми, из — за просвечивающихся сосудов глазами. Говард не без сожаления отметил про себя болезненный вид своего единственного сына.

— Как твоё здоровье, Генри? — спросил он, протирая платком одутловатые щеки.

— Последнее обследование выявило, что меланома прекратила развиваться, но после терапии у меня начались какие — то проблемы с иммунной системой… — Генри откашлялся. — Доктор выписал иммуномодуляторы, но от них я чувствую постоянную слабость и тошноту…

— Не переживай, Генри, — Браун — старший, кряхтя, уселся в кресло.

— Я и не переживаю, отец, — ответил Генри, немного поёжившись от озноба, сковывающего тело. — Просто я… Я устал…

— Сегодня у меня была любопытная встреча, — Говард откинулся в кресле, сложив руки на животе. — Моим визави был доктор Зигфрид Грэм, который бежал из разрушенного Акрита. Ты слышал о нём?

Генри в ответ пожал плечами. Глава оружейников, проведя толстыми пальцами по панели управления, запустил голографическую запись. По центру стола появился полупрозрачный силуэт человека, чьё лицо окаймляла аккуратно подстриженная коричневая борода.

— …органический вид, — заговорило изображение. — И этот вид порабощается другим, более мелким видом, который превращает порабощенного в нечто вроде компоста для своего произрастания и царствования в живой природе… Если мы сумеем понять природу данного феномена, то вы, мистер Браун, получите в своё распоряжение идеальное биологическое оружие, способное превратить ваших недругов в идеальных солдат, легко отдающих собственные жизни за ваши интересы. Учитывая крах Акрита, ваши интересы, мистер Браун, выйдут далеко за пределы вашего родного города…

— О чем это он? — спросил Генри, переключив взгляд на отца.

— Неважно, — Говард нажал на паузу, после чего изображение замерло. — Важно лишь то, что это светило отечественной медицины будет работать на меня. Доктор Грэм пообещал, что обязательно займется твоим здоровьем. Для этого он получит все необходимые ресурсы — я уже отдал распоряжение.

Теперь перейдем к другой теме разговора, для чего я, собственно говоря, и позвал тебя сюда. Как ты уже знаешь, Акрит, где до сих пор бушуют пожары, разрушен практически до основания. Но это не конец, сын мой. Это начало новой исторической эпохи, в которой наш город обретёт былую славу и могущество.

Когда Виктор Завоеватель сто с лишним лет тому назад покорил Нант, он очень жестко обошёлся с защитниками города. Как ты знаешь из истории, союзником Нанта в противостоянии с Акритом был Корнуэл. Каждого второго мужчину нашего города Виктор посадил на железный кол в пределах видимости Корнуэла. Окруженные частоколом гниющих трупов, от запаха которых невозможно было избавиться, граждане Корнуэла, устрашившись подобной участи, сдали город на милость Второго Императора… Да, мы научились жить и сотрудничать с Акритом, но мы не забыли о кровавых событиях тех далеких дней. Поэтому мы не будем оплакивать Акрит, под влиянием которого мы находились последние сто с лишним лет.

Технологически Нант превосходит любой город, расположенный на американском континенте. Восточные города бывшей Акритской метрополии — Сайбург, Тайрин, Корнуэл и Даутсон, куда ещё не добрались республиканцы, панически напуганы последними событиями. Это наши потенциальные союзники, готовые защищать вместе с нами свой суверенитет. Но мятежники — это малое зло. Основная наша проблема лежит далеко за пределами этого континента. Кайпианский союз обязательно воспользуется сложившейся ситуацией, и я уверен, что первой их целью станет именно Нант, как самый развитый город. Сейчас все наши силы брошены на проект «Зевс», который, в данный момент, проходит последние испытания. Когда мы выведем на орбиту рельсовую пушку, мы опередим наших врагов, уничтожив сердце союза — подземный город Хуанди…

Говард Браун, сделав паузу, внимательно посмотрел на сына.

— А зачем тебе я? — спросил Генри, который хоть и помогал отцу, но всегда держался в стороне от политики.

— Завтра в Сайбург, Тайрин, Корнуэл и Даутсон отправятся делегации с предложением об оборонительном союзе, во главе которого встанет Нант. И ты, сын мой, должен будешь возглавить одну из них…

— Но я… я не гражданин, отец…

Альбиносы метрополии попадали под действие «Акта о чистоте человеческой расы» и были ограничены в своих правах. В частности, им не разрешалось быть государственными служащими.

— Это уже не играет никакой роли. Акритской метрополии больше нет. Сегодня вечером, — Говард наморщил лоб, — по информационным каналам выступит Император Льюис, который отречется от короны…

— Откуда ты это знаешь? — Браун — младший вопросительно посмотрел на отца, который сам, впрочем, удивился тому, что его сын не знает то, о чем уже вовсю судачат в городе.

— Император уже отрекся, выступление будет идти в записи… — ответил глава оружейников. — Так что теперь, сын мой, для тебя открываются новые горизонты…

* * *

Полковник Орокин склонился над кроватью, разглядывая угловатые черты лица Клауса фон Эггерта, который спал безмятежным медикаментозным сном. Атмосфера лазарета «Черной звезды» была наполнена запахами стерильности, смешанными с оттенками горячей похлёбки, стоявшей на многоуровневой тумбе.

— Как он? — спросил Орокин, повернувшись к Рамине, которая в данный момент перебирала ампулы с различными лекарствами.