– Сиплый Баварец, – неожиданно объявил он после недолгой паузы.

– Что? – переспросил Мерлин, подумав, что последовал комментарий по поводу его голоса.

– Сиплый Баварец. Тот парень, который преступник!

– Сиплый Баварец?

– Сиплый Баварец. Немец, наверно.

Мерлин задумчиво погладил седую растительность на подбородке.

– Черт возьми, мистер, – продолжил потенциальный покупатель, – если вы не желаете, чтобы на меня наорали лишний раз, подумайте хорошенько. Старуха звереет, если что-то не получается сразу.

Но у Мерлина не возникло ни одной ассоциации по поводу Сиплого Баварца; не увенчался успехом и тщательный осмотр полок, так что через пять минут удрученный возница был вынужден вернуться к своей госпоже. Сквозь витрину Мерлин мог наблюдать зримые признаки ужасного шума, поднявшегося внутри лимузина. Шофер напрасно умолял, разводил руками и пожимал плечами в знак своей невиновности, поскольку, когда он развернулся и снова занял место у руля, выражение его лица было ничуть не менее удрученным.

После этого открылась задняя дверца лимузина, и появился тощий бледный молодой человек лет двадцати, одетый по последней моде, с невесомой тросточкой в руке. Он вошел в магазин, прошествовал мимо Мерлина, вытащил сигарету и закурил. Мерлин подошел поближе:

– Чем могу служить, сэр?

– Почтенный, – холодно ответил юнец, – вот что мне нужно от вас: во-первых, не мешайте мне здесь курить, пока меня не видит та престарелая леди в лимузине, приходящаяся мне бабушкой. Поступление к ней сведений о том, что я курю до моего совершеннолетия, обойдется мне в пять тысяч долларов. Во-вторых, принесите первое издание «Преступления Сильвестра Бонара», о котором вы давали объявление в субботней «Таймс». Моей бабушке взбрело в голову избавить вас от этой макулатуры.

Детектив! Про преступников! «Сиплый Баварец»! Все стало ясно. С легким извиняющимся смешком, как бы говоря, что он мог бы получить удовольствие от этой истории, жаль только, что по ходу жизни он не приобрел привычку получать удовольствие хоть от чего-то, Мерлин проковылял в заднюю комнату, где хранились его сокровища, включая и последнее капиталовложение, доставшееся ему сравнительно дешево на распродаже крупной коллекции.

Когда он принес книгу, молодой человек с явным удовольствием затягивался сигаретой и выпускал дым изо рта.

– Боже мой, – произнес он, – она не спускает с меня глаз целыми днями, заваливая всякими идиотскими поручениями! Я не курил уже шесть часов! Куда катится этот мир, спрашиваю я вас, если слабая старушонка, которой уже опять пора питаться молочком, может диктовать мужчине условия, касающиеся его личных вредных привычек?! Не чувствую в себе ни малейшего желания повиноваться. Покажите книгу.

Мерлин аккуратно передал ему книгу, и молодой человек, открыв ее так небрежно, что сердце книгопродавца подпрыгнуло, стал мусолить страницы большим пальцем.

– Совсем без картинок, да? – прокомментировал он. – Ну что ж, почтенный, какова ваша цена? Называйте! Мы готовы хорошо заплатить, хотя я и не знаю почему.

– Сто долларов, – нахмурившись, произнес Мерлин.

Молодой человек изумленно присвистнул:

– Чего?! Имейте в виду, я не с ранчо и у меня нет мешка с золотом. Я всю жизнь прожил в городе, да и моя бабушка тоже из городских, хотя, признаю, для того чтобы она была в исправности, требуются особые ассигнования. Даю двадцать пять долларов и позволю себе подчеркнуть, что это щедро. У нас на чердаке куча книг – лежат рядом с моими игрушками, – которые были написаны тогда, когда старикана, написавшего эту, еще на свете не было!

Суровый и педантичный Мерлин в ужасе замер:

– Ваша бабушка выдала вам двадцать пять долларов на эту покупку?

– Нет. Она выдала мне пятьдесят, но ждет сдачу. Уж я-то ее знаю!

– Передайте ей, – с достоинством сказал Мерлин, – что она упустила выгодное предложение.

– Даю сорок, – настаивал молодой человек. – Ну же, соглашайтесь! Будьте благоразумны и не грабьте нас…

Мерлин развернулся с драгоценным томом под мышкой и собрался было вернуть его в специальный шкаф в конторе, но тут случилось нечто неожиданное. Входная дверь не то чтобы бесшумно открылась, а лучше сказать, растворилась, впустив в темное помещение облаченное в черный шелк и меха царственное видение, быстро направившееся к продавцу. Сигарета выпала из пальцев юного горожанина, он издал невольный возглас «Черт побери!», но явление, как ни странно, произвело куда больший неожиданный эффект на Мерлина, который выпустил из рук свое сокровище, присоединившееся к сигарете на полу. Перед ним стояла Каролина.

Она была старухой – замечательно сохранившейся, необычайно красивой, с прямой спиной, но все же старухой. Волосы были седыми, потерявшими былую густоту. Они были тщательно уложены и украшены драгоценностями; на ее лице, лишь слегка припудренном, как и положено «lа grande dame», виднелась сетка морщин, особенно у глаз – две глубокие складки пролегли от носа к уголкам губ. Взгляд был тусклым, болезненным и брюзгливым.

Но это, без сомнений, была Каролина: это были ее черты, хоть и разрушенные временем; это была ее фигура, пусть ставшая хрупкой и малоподвижной; это была ее манера держаться, безошибочно узнаваемая в смеси восхитительной дерзости и завидной самоуверенности; и кроме всего прочего, это был ее голос, пусть надтреснутый и дрожащий, но все еще сохранивший ту нотку, которая могла заставить любого шофера пожалеть, что он не сидит за рулем мусоровоза, и стать причиной падения сигарет из рук взращенных в черте города внуков.

Она остановилась и принюхалась. Ее взгляд упал на валявшуюся на полу сигарету.

– Что это? – воскликнула она. Это был не вопрос – это была литания подозрения, обвинения, доказательства и приговора. Все заняло одно лишь мгновение. – Немедленно выпрямись, – сказала она внуку, – выпрямись и выпусти весь этот никотин из своих легких!

Молодой человек испуганно посмотрел на нее.

– Выдыхай! – скомандовала она.

Он чуть сжал слабые губы и выдохнул.

– Выдыхай! – повторила она тоном, не терпящим возражений.

Он снова выдохнул, беспомощный и нелепый.

– Ты отдаешь себе отчет в том, – резко продолжила она, – что за пять минут потерял пять тысяч долларов?

Мерлин на мгновение подумал, что сейчас молодой человек упадет на колени и станет молить пощадить его, но такова уж человеческая гордость – он так и остался стоять, даже еще раз выдохнул, отчасти от нервов, отчасти – без сомнений – в тщетной надежде вновь снискать расположение родственницы.

– Что за осел! – воскликнула Каролина. – Еще раз, один только раз, – и ты покинешь университет и отправишься работать!

Угроза настолько потрясла молодого человека, что он стал еще более бледным, еще бледнее, чем от природы. Но Каролина еще не закончила: