Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из халатов был знаком Раджими. В нем он посетил первый раз имама. Халат, предназначенный Юргенсу, оказался не менее старым, потрепанным. Друзья оделись, осмотрели друг друга и остались довольны.
— Тогда, в шестнадцатом году, такой же вот халат сослужил мне верную службу, — произнес Юргенс, подвязываясь платком, — будем надеяться, что он выручит меня и теперь.
— Выручит, — твердо заверил Раджими. — Иначе Бахрам-ходжа и не взялся бы за это дело.
Через полчаса хозяин пригласил гостей во двор. Под навесом стояла арба с высокими бортами.
— Ложитесь! — сказал коротко Бахрам-ходжа. Юргенс и Раджими молча забрались на арбу и улеглись рядом на ее дно.
Имам самостоятельно, без посторонней помощи, стал накладывать на арбу снопы люцерны, предназначенные для пограничной животноводческой фермы. Делал он это умело, без спешки.
Луна опустилась за горизонт. Бахрам-ходжа уселся на передок и тронул лошадей. Выехав из кишлака, он спустился в сухое русло горного потока, и копыта лошадей звонко зацокали по каменисто-песчаному дну.
Ехали сравнительно долго. На полпути кто-то остановил арбу, спросил Бахрам-ходжу, куда он держит путь. Тот ответил, что везет корм на ферму. Встречный пожелал хорошего пути. Потом арба встала, имам слез с своего места, и до слуха Юргенса и Раджими донеслись его удаляющиеся шаги.
Было тихо. Слышались только всхрапывания отдыхающих лошадей, да где-то в ночной дали щелкали перепела.
Минут, примерно, через двадцать имам вернулся, сбросил несколько снопов на землю и тихо бросил:
— Вылезайте...
Без особых усилий Юргенс и Раджими выбрались из-под зеленого покрова, размялись, осмотрелись. Совсем близко впереди смутно вырисовывались контуры хребта. Слева теплились едва приметные для глаза одинокие огоньки, слабый ветерок доносил приглушенное мычание коров. Справа, метрах в ста, длинной темной полосой тянулась роща.
— Там ферма, — показал рукой влево имам, — а вам надо итти прямо, вот этой тропой. Прямо и прямо... Тут пять-семь минут ходу. Как перейдете неглубокий ручей, идите уже смело. Да поможет вам аллах!
Бахрам-ходжа уложил на арбу снопы, уселся сам и тронул лошадей. Ночная темень поглотила повозку.
Юргенс отвернул борт халата, сунул руку за пазуху и на груди почувствовал хрустящую бумагу.
Они стояли несколько секунд молча. Потом Раджими опустился на четвереньки, вгляделся в едва видимую тропку и поднялся.
— Пошли... — чуть слышно произнес он и резко махнул рукой вперед.
Шли медленно, осторожно, крадучись, стараясь не произвести никакого шума. Раджими — впереди, Юргенс — сзади.
— Фр-рр... — что-то выбросилось из-под ног. Оба вздрогнули и замерли.
«Туртушка... куропатка, с облегчением подумал Раджими. — Это хороший признак, но как она перепугала!».
Тронулись дальше. Борты халата цеплялись за кусты колючек, под ногами стали попадаться камни. Где-то близко журчал ручей. Тропка опустилась в неглубокий овраг, завиляла между кустами и вывела наверх. Огромные каменные глыбы встали на пути.
Раджими приостановился на мгновение, всматриваясь вперед, и зашагал уже смелее.
— Стой! Кто идет? — раздался голос из темноты.
Тишина была ответом. Юргенс и Раджими, точно по команде, бросились на землю.
— Кто здесь? Выходи! — приказал кто-то требовательно, но уже справа.
И тогда Раджими, извиваясь точно змея, ползком устремился назад, вниз в овраг, по дну его. Юргенс едва поспевал за ним на четвереньках.
«Бах!» — полоснул выстрел и гулко отдался в ушах. — «Бах!.. Бах!..».
Сзади беглецов слышался топот ног, сдержанные голоса. Юргенс обернулся — никого не видно.
«Бежать... уйти... темно, не найдут», — торопила мысль.
Впереди чернели контуры рощи. Там только там спасение!
Вот и сухое русло. Теперь недалеко. И тут можно бежать уже не пригибаясь. Юргенс на ходу сбросил о себя шапку, халат, пиджак. Во рту пересохло. Дыхание вырывалось со свистом.
Раджими бежал впереди, и Юргенс с трудом настиг его.
— Проклятие... как могло получиться?.. Кому мы доверились? — шептал он.
Снова раздались один за другим три выстрела, пули с визгом прошли поверху, и опять требовательный и грозный окрик:
— Ложись! Не уйдете!
«Это как сказать», — подумал Юргенс, вынимая из кармана восьмизарядный «Вальтер».
Кто-то приближался сзади, передергивая затвором винтовки.
Еще раз полоснул выстрел.
Сердце у Юргенса уже готово было выскочить, ноги подкашивались. До рощи остались считаные шаги, а сил нехватало. Нужно было передохнуть, отбиться и выиграть хотя бы одну-две минуты. Мозг Юргенса работал, несмотря на физическое изнеможение, четко и ясно. Он прекрасно понимал, что мертвый он никому не нужен, что стреляют не по нем, а поверху, для острастки, что его хотят измотать, загнать и взять живым.
— Стой! — уже совсем близко крикнул кто-то.
— Стой — как эхо отозвался другой голос.
Юргенс решился на крайнее средство. Он дал подножку Раджими, сбил его с ног и укрылся за его телом.
— Что вы делаете? — с хрипом вырвалось из горла у Раджими.
— Лежите! — приказал Юргенс и дал вперед в темноту один за другим четыре выстрела.
В ответ раздался чей-то сдержанный смех.
Юргенс выстрелил еще раз по звуку.
— За что вы губите меня? — взмолился Раджими и попытался вырваться из-под тяжелой руки Юргенса.
— Тише... — прошипел Юргенс.
— Вы с ума сошли!.. Оставьте меня, — брыкаясь ногами, бормотал Раджими.
Юргенс скрипнул зубами и пустил шестую пулю в затылок Раджими. Тот вздрогнул и замер.
«Осталось два патрона», — подвел итог Юргенс. Дышать стало легче. Впереди никто себя ничем не обнаруживал. Он ползком стал пятиться назад и почувствовал под собой траву. Значит, совсем рядом роща. Он полз минуту, две, три по мягкой душистой траве, устремив глаза туда, откуда грозила опасность, а когда ноги уперлись в кустарник, быстро вскочил на ноги. Вскочил и точно врос в землю: перед ним стоял человек в позе боксера. Удар... «Вальтер» отлетел в сторону. Правая рука повисла как плеть.
— Сюда, товарищ майор! — крикнул человек.
Кто-то приближался. Человек чиркнул спичку, прижег папироску. Юргенс вгляделся в лицо.
— Ожогин... — только и смог выдавить из себя Юргенс.
— Да, вы не ошиблись, господин Юргенс, — ответил тот. — Это я.
Никита Родионович был в том же парусиновом костюме, в котором встречал Юргенса, под расстегнутым пиджаком белела спортивная майка.