Она наступила на острый камушек, болезненно поморщилась, но не замедлила шага. Вот так, наверное, чувствует себя пущенная в цель стрела — летит и летит, и ее путь становится ее продолжением, частью ее тела. Илаза — и ее путь. Наивысший смысл жизни — идти, переставлять ноги, все вперед и вперед…

Впереди показался просвет. Она засмеялась, не веря себе: так скоро?! Так просто? Или просека? Ведущая к жилью?

Она побежала. Не обращая внимания на бьющие по лицу ветки. Будто к поясу ее привязана крепкая упругая веревка, и ее тянут вперед… Когда вообразишь себе такое — легче бежать. Легче идти. Ну… Уже… Ну…

Она по инерции прошла еще несколько шагов — и стала. Еще один овраг?! Да сколько их в этом лесу, одинаково глубоких и длинных?

Она нерешительно двинулась по краю — и увидела обломанную ветку. Дальше — еще одну; огляделась, взяв себя за лицо. Зашаталась и тяжело осела.

Водит? Водит проклятый лес, или она сама виновата, сбилась с прямой, завернула в сторону, дура, сделала круг, как деревенская девчонка в погоне за грибами?..

Солнце стояло в зените. Жестокий, маленький белый глаз.

Она стиснула зубы. Так просто она не сдастся. Теперь она будет умнее, и оставшиеся полдня не пропадут так бездарно…

Здравый смысл спросил тихонько: полдня? А почему не отдохнуть, и с новыми силами… Завтра… с утра…

Она мрачно ухмыльнулась. Паук наверняка почует неладное и спутает ее, как лошадь. С путами на ногах далеко не уйдешь…

Новый полет стрелы. Теперь она намечала впереди цель — приметный ствол дерева — и шла прямо к ней, не опасаясь, что закружит опять.

…Мама. Беспощадные раскосые глаза: не показывай, что тебе больно! Прекрати реветь, иначе на смену боли от ушиба последует куда более сильная боль — от удара. Я слишком люблю, чтобы щадить… Длинная трещина на темном комоде, бурое голубиное перо, слетевшее откуда-то на пол. Тень, падающая от высокой Адиной прически — она всегда и во всем старалась походить на мать. Но не выдержала сравнения, проиграла, призвала в судьи шелковую петлю на пояске…

А она, Илаза, мечтала быть похожей на сестру. Как ей хотелось влюбиться! Долго, очень долго не получалось — а потом захватило дух, она угодила в какой-то шальной вихрь, угар… Игар… Алтарь. Костяной шарик на подлокотнике материного кресла. Дом, в котором умерла Ада… Защелкивается дверца — но зверек уже вырвался, оставив на прутьях кровь и лоскутки кожи. Потому что я люблю тебя, мама… Мама…

Солнце село. Уже село солнце; почему же все не кончается и не кончается лес?!

Она побежала. Налетая на стволы, падая и поднимаясь снова. Стрела не знает обратного хода… Цель — это продолжение стрелы… Жить… Игар — продолжение Илазы… Ада была продолжением матери и потому погибла. Вперед… Расступайся, лес, расступайся…

Лес расступился. Илаза споткнулась и упала на четвереньки.

Даже в полутьме ей не надо было приглядываться — овраг сочувственно поводил ветвями, бессмысленно шумел ручей, и наползала, выбиралась из оврага ночь…

Стрела, чей наконечник застрял в оперении. Змея, удивленно уставившаяся на собственный хвост.

Она не заплакала. У нее больше не было слез.

* * *

…Провинция Ррок велика и многолюдна. В провинции Ррок полнымполно женщин — юных и старых, тучных и стройных, белокурых и рыжих, черноволосых и совершенно седых. Армия женщин, муравейник женщин, нашествие женщин; их больше, чем мужчин, девчонок и старух, вместе взятых. У каждой третьей в волосах можно найти оттенок меди — при желании, если очень захотеть его увидеть. И уж конечно, никто из них не обнажает на людях спину, открывая взору родимое пятно в виде ромба…

Крепкий немолодой человек, чью голову украшала высокая войлочная шляпа без полей, скептически оглядел огромную груду кирпичей, занявшую собой целый угол просторного двора. Покачал головой:

— Что ж ты скинул их, как попало? А в штабелек, в штабелек кто уложит? Киска?

— Так возница торопился, — глухо ответил работник. — Сбрасывай, сказал, а то мне ехать надо…

Обладатель войлочной шляпы почесал под носом:

— Так, это… я вознице не за то заплатил. А ты, лодырь криворукий, не получишь, пока не уложишь ровнехонько, штабельком… Чтоб красиво. Чтобы брать сподручнее… Пошел, говорю. Пошел работать.

Работник, дочерна загорелый парень в перепачканных глиной штанах, облизнул запекшиеся губы и молча вернулся к кирпичной груде.

Войлочная шляпа неторопливо вернулась в дом. Дом — весьма примечательное строение — стоял на перекрестке двух больших дорог и имел с фасада вывеску «Колодец для жаждущих». По случаю рабочего утра жаждущих в обеденном зале было всего трое, и Гричка, придурковатая помощница кухарки, вполне справлялась в одиночку. Прикрикнув на нее для порядку, обладатель шляпы вернулся на заднее крыльцо и вытащил из кармана куртки маленькое зеленое яблоко.

Работник ворочал кирпичи. Спина его сделалась совсем уж черной от пыли — капли пота, скатываясь, оставляли на ней серые дорожки. Обладатель шляпы надкусил свое яблоко; за его спиной скрипнули доски крыльца.

— Во как, — заметил хозяин, не оборачиваясь. — А я, дурак, думал троих нанимать.

Кухарка — а именно кухарка и вышла сейчас на крыльцо, больше некому — задумчиво хмыкнула:

— Все они… У меня первый муж тоже вот, за утреннюю чарку шелком ложился, что угодно готов был… А потом надерется к вечеру — скотина скотиной. Этот хоть тихий…

Работник, не рассчитав поднял зараз слишком большую ношу — и упал, выронив кирпичи, болезненно охнув.

— Побьет, зараза, — хладнокровно предположил обладатель войлочной шляпы. — Перебьет товар.

Кухарка усмехнулась:

— Откуда еще силы берутся… Эдакий запой. Уж больше недели… не просыхает… Тут здоровый мужик загнется — а это пацан, у меня старший сын поздоровее будет…

— Ты, это, — невесть почему забеспокоился обладатель шляпы. — Хорошего вина не давай ему. Неча переводить… Сколько в него входит? Прежде чем отвалится? Полбочонка, нет?

Кухарка презрительно усмехнулась:

— Стану я… Полбочонка… У меня Гричка табака ему… добавляет… Так он двух кружек падает и спит.

— Кабы все работники так, — обладатель шляпы выплюнул попавшегося в яблоке червяка. — Чтобы всей платы — две кружки…

— Так надолго ж не хватит, — пророчески заметила кухарка. — Не хватает их… Этот уже вчера… Не к аппетиту сказано, но всю каморку свою облевал! Не жрет ничего, так желчью… Гричка ругалась-ругалась… У меня первый муж как свечка сгорел…

— Пьянь, — проронил обладатель шляпы с отвращением. — Пьянь и есть.

Тощий яблочный огрызок улетел в траву.

…Он потерял бездну времени, но сейчас он встанет. Встанет и пойдет… Ну до чего плохо.