и наиболее податливые ко всяким внешним влияниям молодые существа лучше всего развиваются в зоне грибниц. Грибные камеры даже и называются во многих сочинениях детскими садами термитников.

Микроклимат грибного сада, по-видимому, действительно обладает какими-то особыми свойствами. Не случайно же грибы, произрастающие в термитнике, могут существовать только здесь. Больше нигде на земле они не встречаются, так же как и простейшие, населяющие ампулы в кишечнике рабочих термитов.

Вместе с грибами в термитниках продолжают сохраняться и многие нигде более не обитающие насекомые, пауки, клещи… Все они образуют свиту семьи термитов: это ее «гости», «нахлебники», «приживалы», «паразиты». Среди них тоже попадаются живые памятники, пережитки минувшего, сохраняющие в своем строении или повадках отображение, отголосок неких древних условий.

Пусть фантасты мечтают о том, чтобы сверхмощными и в то же время тончайшими фотохимическими средствами вызвать на свет и прочитать зрительные восприятия, запечатленные на сетчатке глаз доисторических насекомых! Мысль, что и говорить, дерзкая… По-новому использовать палеонтологические находки — насекомых, обызвествленных в травертине или окаменевших в торфе болот, сохранившихся в слоях вулканической пыли или когда-то залитых смолой, а ныне выбрасываемых Балтийским морем в обломках янтаря. Через фасетчатые глаза и простые глазки этих существ заглянуть в прошлое, воскресить по следам его отражений картины тропической Европы, пейзажи какого-нибудь мелового периода в обоих полушариях. Увидеть сегодня то, что десятки миллионов лет назад отразилось в последний миг жизни на ретинальных клетках зрительных нервов…

Но это пока что мечта. А ведь для того, чтобы воскресить многие детали картин доисторического прошлого, не обязательно дожидаться, когда можно будет увидеть застывшее в мертвом отражении. Следы давно минувших условий, родимые пятна прошлого можно обнаружить и в ныне живущем.

С сине-зеленых водорослей началась на земле растительная жизнь, в них и по сию пору кроме хлорофилла содержатся вещества, позволяющие использовать почти всю видимую часть спектра. Потому-то сине-зеленые водоросли благоденствуют даже там, где света совсем мало. Что это, как не отголосок древних условий, когда сквозь насыщенный влагой слой атмосферного воздуха только небольшая часть солнечных лучей доходила до Земли, покрывающейся первым своим зеленым убранством?

Современные папоротники — выродившиеся и измельчавшие потомки покрывавших когда-то землю великанов — не выносят яркого света. Им достаточно одной десятой, одной двадцатой, даже одной тридцатой того количества света, которое приносят ныне лучи солнца… Папоротники лишь немногим старше термитов. Им невозможно было отступить в подземелье, они стали тенелюбами, ушли с освещенных мест — и все же продолжают вырождаться, мельчают.

А термиты?..

Но мы слишком далеко ушли от новых гнезд, основываемых молодыми насекомыми, которые, как их давние предки миллионы лет назад, сбросили крылья и прокладывают себе путь в подземелье.

13. ЗАКЛАДКА НОВОЙ ТЕМНИЦЫ

Цепь событий, описываемых в этой главе, начинается с того, что два совершенных насекомых, сбросивших длинные крылья, два имаго — молодые самка и самец — стоят друг против друга, головой к голове. Время от времени обмениваясь короткими прикосновениями усиков, они роют землю, разрыхляя ее жвалами. Из-под лапок летят мельчайшие крупинки почвы и пыль.

Все эти события — настоящий клад для любителей многозначительных аллегорий. Смелый прыжок в небо, рывок к солнцу — и падение. Сброшенный наземь свадебный наряд, в котором его владелица даже не успела по-настоящему покрасоваться. Избранник, спускающийся на крыльях и в свою очередь обламывающий их. Сброшены крылья, и оба — один за другим — бегут в поисках крова в неизвестность, навстречу своей судьбе. И вот они нашли место, где «будет город заложен». Почему именно здесь? Кто знает… Оба строят убежище, которое в будущем разрастется в бесшумный, но бурлящий жизнью подземный мегалополис…

Однако мы уже где-то слышали об этой фантастической церемонии! Ну да! Многие подробности нам известны по муравьям: у них тоже муравейники роятся, взлетают крылатые, потом они сбрасывают крылья, зарываются в землю…

Все это верно, и надо сказать, что самое удивительное в поведении термитов во время роения и закладки новых гнезд как раз и заключается в сходстве с действиями роящихся муравьев.

Ведь термиты не связаны с муравьями родством. Они представляют разные ярусы и раздельно расположенные ветви великого древа жизни. Но раз здесь нет никакой преемственности, то откуда же взялось, как возникло это сходство в отдельных повадках и в самом устройстве семьи?

Вот опыт, грандиозный, бесконечно поучительный и с замечательной наглядностью свидетельствующий подлинно бескрайнее могущество условий существования! Ведь в совершенно чужих друг другу созданиях сходными условиями воспитаны сходные инстинкты, сделавшие и для муравьев, и для термитов роение способом расселения живых зародышей новых семей.

И в то же время скрытое в сходном различие вполне очевидно: для муравьев роение совмещается с брачным полетом, а для термитов это только начало, первый шаг брачной церемонии.

Сейчас молодая пара, счастливо уйдя от всех опасностей, закладывает зародышевую камеру. За каждым из насекомых постепенно вырастает полукруглый валик из пыли, а головы их начинают углубляться в совместно вырываемую норку.

…Пока самец и самка не столько верно, сколько медленно прокладывают узкий ход в глубь почвы, бросим хотя бы беглый взгляд в глубь старых, только что роившихся термитников, заглянем в гнезда, покинутые тысячами крылатых. Столько их улетело отсюда, что можно было ожидать — термитники опустели. Крылатых действительно почти не осталось, но живые потоки на дорогах термитника по-прежнему плотны.

После того, как армада крылатых покинула гнездо, высвободилась уйма корма, расходовавшегося на их содержание, и, естественно, усилилось центростремительное течение — доставка пищи родительским парам. Царицы обильнее питаются теперь и могут откладывать больше яиц, на выхаживание которых и направляются силы семьи. Потому-то старые семьи растут после роения особенно быстро.

А зародыш новой семьи — молодые, теперь уже спинка к спинке, головами вниз вгрызаются в землю или в гнилое дерево, роют дальше и глубже. Ход, ведущий в камеру, достигает пяти-шести сантиметров, ширина его не менее сантиметра.

После сорока — пятидесяти часов работы ход вырыт. Он заканчивается камерой, в которой оба строителя умещаются во весь рост. Выход из норки на поверхность почвы закрыт изнутри плотно склеенной пробкой. Строители отрезали себя от внешнего мира, снова погрузились во мрак. И сразу же оба насекомых принимаются обкусывать друг другу концы усиков, как если бы последние членики служили только для того, чтобы найти спутника жизни, и больше уже никогда не понадобятся.

Так оно и есть.

Заточение, на которое обречены сбросившие крылья и построившие зародышевую камеру самец и самка, пожизненное. Оно связано со многими испытаниями и лишениями: в норке нет ни пищи, ни воды,