Осознание дальнейшего развития событий пригвоздило меня ко дну страшной ловушки, в которой я застряла, словно загнанный в тупик волчонок. Я не могла поверить в то, что выжила, избежав мгновенной смерти, для того, чтобы вскоре умереть мучительной.

***

В течение часа я предпринимала беспрерывные попытки вскарабкаться на идеально вертикальные земляные стены, в результате чего не продвинулась вверх ни на метр и дважды заваливалась на спину. Обрыв был слишком крутым, я же изучила, кажется, каждый сантиметр беспощадно ровных стен, и теперь понимала, что, возможно, это всё же приговор. Если я не выберусь и меня никто не найдёт – моя смерть будет страшной. В таком случае лучше бы Ричард целился лучше или Лурдес собственноручно пристрелила бы меня, чем так…

От осознания своей беспомощности перед стенами, от боли в горле и раздирающей его жажды, от окоченевших пальцев, под ногти которых забились куски холодной земли, я, в очередной раз упав на спину после попытки зацепиться ногой за еловый корень, закричала. Не знаю, на что я надеялась, так сильно и громко крича в ночной час, в который в лесу людей быть не может, но, возможно, я ни на что не надеялась и у меня просто случился истерический припадок. И хотя я знаю, что кричала я чрезмерно громко, почти как кричала за несколько минут до появления Берека на свет, сказать, сколько продлился мой крик, я не смогу. Однако длился он достаточно долго, чтобы мой голос начал срываться на надсадный вопль, что в итоге и заставило меня закрыть свой рот обеими измазанными в землю руками.

Меня никто не услышал. Наступила ночь. Самая тёмная в моей жизни, в буквальном смысле: внаступившей темноте я даже собственных рук, поднесённых к лицу, не могла рассмотреть. Но я чувствовала, как вытираю ими горячие потоки слёз, внезапно потекшие по моим замёрзшим щекам.

Следующие десять минут непрерывного рыдания, я ногами искала на дне ямы свою сумочку и, найдя её и прижав к груди, забилась под одну из стен ямы. На ощупь достав из сумки флакон с дезинфицирующим средством, я снова обработала им руки и лицо, и, вдруг представив, как патологоанатом, изучив моё обнажённое мёртвое тело, сообщает следователю Пейтон Пайк о том, что на моей коже найдены следы антисептика, я разрыдалась ещё сильнее…

Ночь была холодной. Температура воздуха была близка к нулю, так что если бы не всепоглощающая тьма, возможно я увидела бы клубы пара, вырывающиеся из моего рта, в котором зубы стучали так сильно, что я уже не сомневалась в том, что к утру подхвачу простуду. Неподвижная, забившаяся под неприступную земляную стену, я пыталась не думать о том, чьё внимание, помимо человеческого, могли привлечь мои надсадные крики, разрывавшие ночную тишину леса менее часа назад. Это штат Мэн, в здешних лесах водятся не только скунсы и олени, здесь имеются и чёрные медведи, и рыси.

Я только начала погружаться в мысли о местном животном мире, как где-то у меня над головой послышалось неестественное шуршание ветра. Вскоре в яму что-то приземлилось. Я вздрогнула и замерла – даже мои зубы перестали стучать… Спустя несколько секунд услышав пугающе близкое уханье крупной птицы, предположительно совы, я до предела округлила глаза, но так ничего и не увидела, а хищная птица, по-видимому наконец заметившая моё присутствие, резко сорвалась с места и, судя по звуку, создающемуся её крыльями, отлетела в противоположную от меня сторону. Как только я вновь осталась в яме одна, мои зубы вновь застучали… Прежде я никогда в жизни не задумывалась над тем, почему люди не летают, и никогда не желала себе крыльев, но в этот момент я сосредоточенно ворочала в своей голове мысли о мистических людях-птицах, имеющих тепловизионное зрение, благодаря которому даже самая тёмная ночь для них не страшна. Я думала о них, как о реальных, живых существах…

Я не спала всю ночь. Возможно поэтому она в итоге показалась мне ирреально длинной, как будто затянувшейся минимум на двое суток. Только один раз я чуть не задремала, но вдруг услышала шуршание на дне ямы, не так далеко от себя, отчего резко проснулась. Ночь всё ещё была в самом разгаре и становиться светлее не собиралась, поэтому на протяжении часа я слушала отчётливое шуршание рядом с собой и утешала себя мыслями о том, что это может быть какой-нибудь бурундук, но никак не хищник. И всё же пока звучало это шуршание, моё напряжение неконтролируемо нарастало. Я не слышала о случаях нападения рыси на человека, но я слышала, что эти звери способны перемещаться практически бесшумно… Медведи же известны своими нападениями на людей, но в окрестностях Роара водятся, насколько мне известно, только барибалы, а этот вид медвежьих, вроде как, один из самых миролюбивых. Я часто видела барибалов и всегда осенью или весной, перед их спячкой или после её окончания, когда они особенно голодны. Сейчас была осень…

Обняв себя за плечи, я крепко зажмурилась и заставила себя занять свой разум менее убийственными мыслями. В итоге до рассвета я думала не о событиях, а о людях. Берек: как он спит сегодня и что думает по поводу того, что я не пришла за ним? Грир и Грация уже обеспокоились моим отсутствием? Проверили ли они мою квартиру, обнаружили ли мою пропажу? Астрид с Маршаллом уже знают? А мои родители? Что сегодня делал Байрон и что будет делать завтра? И, наконец, сможет ли Пейтон Пайк докопаться до правды без моего участия? Она не такая, как её предшественник, Эйч Маккормак, сливший дело об убийстве Рины в канализационную трубу. Следователь Пайк должна добраться до истины, у неё, по-видимому, характер на иной исход не заточен…

Как только ночь начала подходить к концу, и я только-только начала различать очертания своей ямы, я стала свидетельницей завораживающего и одновременно пугающего природного действа: оказывается, ночью был туман, и теперь я видела, как его подвижные щупальца, повисшие на обрыве ямы, на дне которой я ёжилась от холода, будто заливаются в неё, но до дна не достают. Если бы эти щупальца не были газовыми, если бы я смогла за них ухватиться, я бы вскарабкалась по ним наверх и смогла бы спасти себе жизнь, смогла бы остаться живой…

Поднявшись на ноги, я вновь исследовала стены своей ямы по всему периметру и вновь поняла, что зацепиться здесь не за что. И тогда я решила рыть.

Так как крупных и крепких веток, способных выступить в роли орудия рытья, я в своей ловушке так и не нашла, я приняла решение рыть руками. И настойчиво рыла, благодаря чему на протяжении трёх часов проделала в земляной стене с десяток впадин, которые могли бы имитировать ступени для рук и ног, но стоило мне только засунуть ногу в одну из таких дыр, как она мгновенно обрушилась.

Я что-то делала не так. Выбрала неправильную тактику. Должна была придумать что-нибудь ещё. Я дико устала, меня то трясло от озноба, то пекло от жара. Голова и желудок гудели из-за голода и жажды, которые теперь представлялись мне двумя клыкастыми волками, безжалостно терзающими моё нутро. Я старалась, но никак не могла сосредоточиться… В итоге, спустя три часа беспрерывного упорства и получения результата в виде неоспоримого поражения, я вновь вернулась к своей сумочке и поняла, что уже пора начинать страховаться на тот случай, если из этой ямы мне суждено будет выбраться только в виде хладного трупа.