В то время как наследственные права мужчин после отмены Указа о единонаследии не претерпели изменений, права женщин стали предметом обсуждений и споров, заставив законодателей пересмотреть смысл ряда важнейших указов, введенных в начале XVIII столетия. По иронии судьбы, когда мужчины вступали в споры о наследстве, первопричиной таких конфликтов часто оказывались их прародительницы, ведь претензии прямых потомков по женской линии оспаривали истцы, происходившие от родственников-мужчин в предыдущих поколениях. В таких случаях российские законодатели поддерживали требования наследниц женского пола и их потомства против родичей-мужчин из боковых ветвей и последовательно выносили решения не в пользу мужчин, пытавшихся завладеть имуществом племянниц или двоюродных сестер[54]. Несмотря на противоположные утверждения, русские дворянки XVIII столетия с точки зрения наследственных прав, вероятно, были не в лучшем положении, чем их европейские современницы, а в XIX в. определенно им уступали[55]. И все же нет сомнений в том, что к концу XVIII в. имущественное право гораздо надежнее защищало интересы русских дворянок, чем их предшественниц в Московском государстве. Повышение наследственно-правового статуса дворянок создавало условия для все более заметного участия женщин в судебных процессах, как и для расширения их деятельности в экономике. Но самый поразительный шаг вперед русским дворянкам предстояло сделать в сфере распоряжения имуществом, где они получили явное преимущество над своими европейскими современницами.

Перечисляя симптомы нравственного упадка русского двора в XVIII в., князь М.М. Щербатов обратил особое внимание на один указ 1753 г., даровавший замужним женщинам контроль над имуществом. Это новшество, по его словам, оказалось ни много ни мало «разрушающим супружественную связь». Щербатов видел в нем решительный разрыв с традицией и объяснял столь прискорбную, с его точки зрения, перемену в правовом положении женщин влиянием императорского фаворитизма. «Графу П.И. Шувалову нужда была купить одну деревню не помню у какой графини Головиной, живущей особливо от мужа своего, а потому и немогущей его согласие иметь, предложил, чтобы сей знак покорства жен уничтожить; по предложению его яко всесильного мужа в государстве был учинен указ, он деревню купил и сим подал повод, по своенравиям своим женам от мужей отходить, разорять их детей и отошедшим разоряться».

Как ни странно, за исключением Щербатова, современники обошли указ 1753 г. молчанием. Какой разительный контраст с Западной Европой: если там законодатели принимали акты об имуществе замужних женщин лишь после продолжительных и бурных обсуждений в обществе, то в России преобразование женских прав собственности не вызвало никаких комментариев со стороны элиты. Однако впоследствии российские ученые начали очень высоко оценивать правовое положение женщин в своем отечестве, отмечая странное противоречие между архаичными политическими и экономическими институтами России и сравнительной эмансипированностью русских дворянок. Почти всюду в Западной Европе даже в XIX в. замужние женщины долго дожидались, пока их признали способными контролировать собственное имущество. Русские дворянки, напротив, уже с 1753 г. свободно распоряжались своим состоянием и становились активными участницами рынка купли-продажи земли и крестьян.

В XIX в. русские историки, под влиянием дискуссий о «женском вопросе», много писали по поводу имущественных прав замужних женщин. Они обстоятельно рассуждали о происхождении этого любопытного исключения из системы мужской опеки и покровительства в отношении женщин и горячо спорили о его действии на практике. Но самым удивительным в этих научных трудах было то, что их авторы так и не смогли удовлетворительно объяснить, каким образом замужние женщины стали распоряжаться имуществом. Историк права И.Г. Оршанский называл раздельное владение имуществом в браке «сфинксом русского права» и признавался: «…мы не знаем ни одной серьезной попытки его объяснения…» Исследователи выдвинули множество теорий в попытке объяснить это расхождение между Россией и Европой. Некоторые приписывали российскую практику обособления имущества супругов влиянию византийской правовой культуры на развитие русского церковного и имущественного права.[56] Другие считали, что уникальный имущественный статус женщины в России восходит к древним обычаям славянских племен. Автор фундаментального обзора истории русского права, М.Ф. Владимирский-Буданов, отрицал тезис об иностранном влиянии и утверждал, что раздельные состояния супругов были чисто славянским явлением, достигшим полного расцвета лишь в России XVIII в. В своей работе он писал, что указ 1753 г. представлял собой высшую точку развития прежних тенденций в русском праве, благоприятных для женщин.[57] Третье направление в науке отводило решающую роль в расширении женских имущественных прав Петру Великому — эта традиционная точка зрения существует и поныне. Разумеется, нашелся и такой автор, который предположил, что женский пол в России обязан своим правовым статусом императрицам, сидевшим на троне в XVIII в.