Бондарь не стал делиться своими подозрениями с Костей, но мысленно попрощался и с пройдохой таксистом, и с казенными денежками.

* * *

Вблизи пирамида храма казалась почти величественной. Измерив шагами одну из ее сторон, Бондарь перемножил двадцать на двадцать и выяснил, что площадь основания составляет чуть больше четырехсот квадратных метров. Вся белая, если не считать фундамента из красного камня, она четко выделялась на фоне фиолетового неба. Когда включились прожектора подсветки, в центре гранитного креста проступило рельефное изображение лаврового венка. Оценив толщину каменных стен, Бондарь подумал, что храм запросто мог бы выдержать долговременную осаду, тем более что его вытянутые окна представляли собой почти классические бойницы. Остановившись перед порталом, можно полюбоваться мозаичным изображением Христа. В своей ярко-красной хламиде на не менее ярком фоне он так и просился в компанию битлов с обложки знаменитого альбома «Сержант Пеппер».

Невольная улыбка сползла с лица Бондаря, когда его глаза наткнулись на плиты из черного гранита с наименованиями воинских соединений, принимавших участие в обороне. Многие из ее участников пали смертью храбрых. Уцелевшие доживали свой век в нищете, болезнях и бесславии. Истерзанная, обобранная до нитки, одурманенная водкой и наркотиками, Родина-мать позабыла своих героев.

Бондарь повернулся в сторону кладбища, обнесенного каменной оградой с чугунными воротами. Где-то там караулил Костя, скрывшийся от посторонних взглядов. Возле входа на кладбище торчали два старинных орудия. Сквозь листву каштанов и акации проглядывало двенадцатиметровое изваяние Скорбящего матроса с опущенным знаменем.

Казалось бы, вся здешняя обстановка должна была внушать посетителям если не печаль, то хотя бы уважение, но те несколько человек, которые толклись на площадке перед храмом, вели себя так, словно находились на увеселительной прогулке. Трое мужчин подпирали ларек, угощаясь явно не прохладительными напитками и выясняя, кто кого уважает сильнее. Влюбленная парочка на парапете лизалась с таким самозабвением, будто ничего вкуснее чужой слюны на свете не пробовала. Стайка подростков с загадочным видом расхаживала вокруг пирамидального здания, и сдавалось Бондарю, что в карманах их широченных штанов хранились баллончики с краской. Значит, утром священнослужители обнаружат на стене храма очередной образец молодежного творчества под названием «граффити». Что-нибудь броское и крайне примитивное, в духе скудоумных собратьев по разуму из Гарлема.

В тот самый момент, когда Бондарь намеревался то ли поморщиться, то ли сплюнуть, на площадку выехал знакомый «БМВ», из которого выбрался Дубинский. В отличие от своих московских гостей, он заехал на холм с противоположной стороны, так что ему не пришлось подниматься пешком. Бондарь отстраненно пожалел об этом. Хотелось бы ему поглядеть, как будет пыхтеть и отдуваться этот приверженец здорового образа жизни, который и на кладбище явился в спортивном костюме. В его возрасте следовало бы одеваться менее броско.

Повернувшись к нему спиной, Бондарь стал любоваться видом, открывающимся сверху. Ночь еще не сгустилась до непроглядной темноты, но в Севастополе уже зажигались огни. Мерцая и переливаясь, они смотрелись заманчиво, как мириады бриллиантов, рассыпанных на черном бархате.

– Добрый вечер, – послышалось за плечом Бондаря.

Он медленно повернул голову:

– Вчера вы опоздали, а сегодня явились на семь минут раньше, Юрий Михайлович. Нарушена координация во времени?

– Вы тоже приехали раньше, – напомнил Дубинский, переминаясь с ноги на ногу. Белые кроссовки на его ногах казались непропорционально большими. В руке он держал крохотную бутылочку кока-колы.

– Работа у нас такая, – сказал Бондарь.

– У нас тоже.

– У вас?

– Я имею в виду, что работа у нас общая, – поспешно поправился Дубинский.

Где-то вдали послышалось сиплое завывание пожарной сирены. Ему вторили вопли то ли «Скорой помощи», то ли милицейской машины. Хотя это никак не касалось Бондаря, в его душу закралась смутная тревога.

Дубинский тоже прислушался к приглушенной какофонии, а когда она стихла, счел нужным продолжить свою мысль:

– Мы все делаем одно дело.

– Не все, Юрий Михайлович, – вздохнул Бондарь. – В том-то и беда, что каждый норовит действовать на свой страх и риск. Одни являются на встречу, когда им вздумается. Другие используют служебные катера в личных целях.

– Кстати, о Эльдаре Сейдуллине. – Выбулькав треть содержимого своей бутылочки, Дубинский вытер усы и продолжил: – Я навел справки. Оказывается, этот козел состоял в так называемой ОПГ, организованной преступной группировке. Их называют у нас балаклавскими, среди них полно крымских татар. Сейчас они как раз воюют с нахимовскими – это банда из другого района города, возглавляемая греком. За неделю погибло восемь человек с обеих сторон. Если предположить, что Эльдара грохнули нахимовские, то он девятый.

– Если предположить, – пробормотал Бондарь, не зная, как отнестись к услышанному.

* * *

Мог ли Сейдуллин пасть жертвой криминальных разборок?

В принципе бандитский беспредел процветал в Крыму с незапамятных времен, когда тут бесчинствовали всевозможные ханы, гетманы и воеводы. В годы Гражданской войны по здешним лесам и степям рыскали то банды, то карательные отряды, вырезая под корень жителей хуторов и деревень вместе со скотиной и дворовыми собаками. Потом была кровавая страда Великой Отечественной, потом массовые депортации целых народов, сотрудничавших с гитлеровцами. В горбачевскую эпоху они вернулись, но уже вместе с обидой и ожесточением, с уголовным прошлым и ненавистью к «захватчикам», обрекшим их на полувековые скитания на чужбине.

Все это привело к поголовной деградации и криминализации местного населения. В Крыму продолжался уголовный беспредел, давно прекратившийся в остальной Украине. Севастополь, в котором размещались российские и украинские военно-морские базы, превратился в вотчину братвы. Раздел Черноморского флота породил высвобождение из-под контроля огромного количества оружия и воинского имущества, попавшего в руки всякого сброда. А расформирование воинских частей привело к тому, что вокруг Севастополя образовались целые поселения, жители которых щеголяли армейской выправкой и придерживали на ходу подозрительно оттопыренные карманы.

Никто не знает, сколько бывших офицеров, прапорщиков и беглых солдат пополнило ряды местных преступных группировок, но их была тьма. Банды, диаспоры, кланы и псевдопартии постоянно кроили и перекраивали карту полуострова.

Мог ли Эльдар Сейдуллин пасть жертвой этой междоусобицы? Запросто. Татары прикончили парочку греков, те в отместку убили нескольких татар. Обычное дело. Волки грызутся между собой за лучшие куски.

– О чем вы думаете? – нарушил затянувшееся молчание Дубинский.

Бондарь смерил его тяжелым взглядом:

– Я думаю, вам следовало бы уделять побольше внимания главной задаче, вместо того чтобы заботиться о фигуре.