Беатрис рассмеялась чуть громче, чем ей хотелось, и запустила пальцы в свои густые волосы.

— Интересного вы обо мне мнения, господин Озетт!

Но он не поддержал ее игривого тона — внезапно его лицо стало серьезным.

— По-моему, ты из тех людей, кто хочет видеть счастливыми абсолютно всех: себя, беженцев и даже Флэттери. Ты вела репортажи о самых ужасных катастрофах и кровавых преступлениях, которые в последнее время происходили на планете. Я это знаю, потому что тоже был там. Но все это никуда не делось, оно продолжается, и потому ты решила сбежать от всего сама. Теперь тебе хочется смотреть только на хорошее, на прогресс человечества. Что ж, мне бы тоже хотелось… — А что ты делаешь на самом деле! — Беатрис невольно сжала кулаки и отодвинулась от Бена. — Ну хорошо, будь по-твоему: охранка совсем распоясалась, и это действительно плохо. Но ты же делаешь из тех, кто с ней борется, героев, а значит, вербуешь новых и новых идиотов, готовых идти против нее. А коммандос еще больше ярятся. И конца этому не видно! Просто замкнутый круг! Черт возьми, Бен, и это теперь называется революцией: колеса крутятся все быстрей, а машина буксует на месте, все глубже погружаясь в грязь. Я слишком часто соприкасалась со смертью… Так часто, что уже и счет потеряла. И ты чаще всего был рядом. Но теперь я хочу куда-нибудь отсюда . Я хочу нормальную семью…

Бен поставил бокал на стол и взял ее за руку.

— Я знаю. Я понимаю. Может быть, я понимаю даже больше, чем ты думаешь. И хочу предложить тебе жизнь, достижения, прогресс.

На какое-то время оба замолчали, но их руки продолжали вести безмолвный разговор на языке, понятном лишь очень близким людям.

— Ну допустим. — Беатрис отхлебнула из бокала и постаралась принять как можно более беззаботный вид. — И как же вы это видите, сударь?

— Пока у меня нет никакого конкретного плана. Зато у меня есть ключ. Это информация. Кстати, мы этим как раз и занимаемся, если ты еще не забыла.

— И что же это? — Беатрис подлила еще вина себе и Бену. — Объясни.

— Помнишь, ты как-то собиралась делать репортаж о том, что в службе охраны Флэттери нет ни одной женщины? Сделала. И что было дальше?

— Сверху не одобрили, и пробить не удалось…

— И сколько раз случалось нечто подобное?

— Со мной? Не очень часто. Да и что с того? Сюжетов кругом столько, что мне за всю жизнь не отснять. Да я просто могу взять любой или выбить командировку…

— Вот именно. — Бен многозначительно поднял палец. — Если Флэттери не польстить, то материал ни за что не пойдет в эфир. Он из другого мира. В буквальном смысле слова. Он из того мира, где женщин и детей обрекают на голодную смерть только потому, что они стоят по ту сторону воображаемой границы, и он не позволит им ее перейти. Мы же из мира, который всегда учил нас: «Жизнь — превыше всего. Сохрани жизнь». Пандора слишком опасное для человека место, чтобы мы могли позволить себе роскошь убивать друг друга.

— Но я все равно не понимаю…

— А у меня зарезали половину репортажей. И не потому, что они были плохо сняты. Просто я с каждым разом все больше стягивал с Флэттери его маску. А что случится, если люди его отринут: откажутся с ним говорить, кормить его, содержать… Ну, что тогда?..

Беатрис прыснула.

— А с чего ты взял, что они на это пойдут? Для этого народу нужно…

— Информация. Показать ему, кто он такой на самом деле, а людям показать то, чем им следует заняться. С тех пор как Флэттери захватил власть, целая планета ввергнута в состояние перманентной катастрофы. Он обещал всех накормить, а голодных с каждым днем становится все больше. Но мы продолжаем стоять в очередях, потому что помним: он ведь обещал! А если народ узнает, что сумеет прокормиться без Флэттери и его охранки, станет он тогда его поддерживать?

— Народу нужно чудо, — наконец закончила Беатрис прерванную пылким выступлением Бена фразу и опустила глаза. Не такого разговора ждала она в их последнюю ночь.

Бен наклонился к ней, коснулся губами щеки и пробормотал:

— Прости меня. Но я вынужден вернуться к этой теме. Сегодня я интервьюировал группу женщин, подавших петицию шефу охранки с требованием дать информацию об их пропавших мужьях и сыновьях. А еще одна группа — около пятисот матерей! — заявила, что их сыновья были убиты, но по факту их смерти не было заведено ни одного дела, не велось никаких расследований и никто не арестован. Они обвиняют во всех убийствах охранку и готовы свидетельствовать об этом. Чем все кончится, я не знаю. Знаю лишь, что этих женщин бросили сражаться в одиночестве. Дирекция головидения запретила мне выпускать материал в эфир. Но люди же имеют право и должны знать о… но ведь должен же быть какой-то выход! Прости, это… так… просто мысли вслух.

Бен снова поцеловал Беатрис в щеку, а затем приподнял пальцем ее подбородок.

— А вот теперь я окончательно заткнулся, — и наконец поцеловал ее в губы.

Беатрис плавно осела на коврик возле стола, увлекая любовника за собой.

— Обещаешь? — Она приникла к нему в ответном поцелуе, а пальцы как-то сами проникли к нему под рубашку и трепеща заскользили по такой гладкой и теплой коже.

А его руки тем временем расстегнули ее островитянскую блузку, стянули хлопчатобумажную юбку и вдруг обнаружили, что больше расстегивать и снимать нечего.

— Очаровательное бесстыдство, — прошептал Бен, покрывая поцелуями живот Беатрис, пока та освобождала его от оставшейся одежды.

— А ты не боишься, что мы прожжем ковер?

— Мне что, послышалось, будто кто-то обещал заткнуться?

…Будильник затрещал снова и на сей раз окончательно разбудил Беатрис. Она отключила зуммер и резко села, чтобы стряхнуть остатки дремы. Бен был прав насчет ковра. Даже то, что они опрокинули на себя бутылку с остатками вина, их не охладило. Теперь она была уверена, что именно в ту ночь у Бена зародилась идея о «Бое с Тенью». Она глубоко вздохнула, но лежавшая на сердце печаль от этого легче не стала.

«Какая жалость, что мы не отважились завести малыша. Это спасло бы нас обоих».

Но будь у них ребенок, Беатрис никогда не узнала бы Мака. Отношения с Беном подготовили ее к встрече с Маком. Он был несколько старше и поскольку жил на Лунбазе, то хотел завести семью не меньше, чем она.

Беатрис нажала кнопку старта на карманном информаторе, и тот отозвался: «06.30…» Она приглушила звук и помассировала усталые веки. Основные детали, на которые нужно обратить внимание, ей и так еще раз напомнят перед самым выходом в эфир, поэтому она позволила себе слушать инструктаж вполуха, готовая в любую секунду превратиться в сплошные уши при одном-единственном имени: Бен Озетт. Еще один тяжелый вздох.

Запах в ее кают-офисе был типично морянским: безвкусный воздух, пресный, как синтетическая пища или дистиллированная вода. В крошечной студии головещания с орбиты многочисленные прожектора нагревали и высушивали воздух, отчего Беатрис почему-то было легче дышать. Впрочем, через полчаса ей в эфир. Вот там и надышится.