за ними – то убили бы, и я спряталась в тайной комнате подземелья и несколько дней не выходила. Настоящий вход в подземелье никто не знает, кроме меня, и я никому не сказала. Зашедшие в тоннель, наверное, погибли под землёй – никто не вернулся обратно в крепость…». Хан с Молге переглянулись и Молге произнесла: «А ты, Старый Бык, говоришь, что я дорого заплатила за неё – вся казна ойратов будет твоей». Хан задумчиво произнёс: «Ну садись на коня сзади меня, а Молге возьмёт мальчишку и в крепости вы сначала покушаете. Работники ведь уже раскапывают вход в подземелье – неужели есть другой?». Чжень сказала: «Я покажу».

Вход в подземелье внутри цитадели был расчищен от кирпичей и обгоревших брёвен. При свете факелов, хан с Молге и Чжень начали спускаться по очень крутой лестнице. Ступеньки терялись, из вида, глубоко внизу. Три зимы сюда не приходили люди. Наконец-то они достигли ровной площадки коридора подземной темницы – толстые двери камер были распахнуты. Несколько скелетов в одежде наблюдали пустыми глазницами черепов, за потревожившими их покой. Чжень сказала: «Они меня не видели, когда ломали вот эту стену, за которой в самом углу был узкий вход в туннель, а когда все вошли в него – то вход обрушился, завалив обломками кирпича и камней доступ в него. Родственники моего мужа все зашли в тоннель. Я пряталась в полуразрушенной камере и чуть не задохнулась от дыма горевших брёвен, которые облили смолой. Пробыла в подземелье много дней, пока шум на верху не стих полностью. Долго доносились звуки из заваленного тоннеля – это потревоженные духи не находили себе покоя». Стражники начали разбирать завал входа и только к вечеру его открыли. Хан сказал: «Завтра продолжим – запах тлена и сырости пусть выйдет. Надо разжечь большой костёр на входе в туннель». Махнул рукой стражникам. Когда костёр заполыхал и все покинули подземелье. Чжень еле держалась на ногах и Молге увела её в свой шатёр, где был накрыт стол с едой. Барс заметался на цепи, увидав хозяина. «Утром возьму его с собой»: подумал хан. Для Молге наступали новые времена – ребёнок под сердцем меняет жизнь беззаботной девушки и каждый день она задумывалась о своём будущем. «Я тангутка и никогда родной не стану для киданей, а с ханом может в любое время случиться неизбежное – его сыновья зарежут меня и никто их не осудит. Красивая Чжень поправится и Мунак обязательно её разглядит – красивая женщина, как золотая монета на груде медяков – не заметить невозможно. Вся надежда на ребенка, а если родится девочка – что тогда? размышляла Молге, глядя на спящую Чжень. Хан перестал её звать к себе, из-за её положения и щемящее чувство тревоги переполняло грудь. Молге достала, тот самый, нож осмотрела его, а затем положила в карман халата. Тихо вошёл барс и лёг рядом с ней, а Молге, положив головку на его бок, заснула.

Утром хан взял с собой только десяток воинов, барса и уехал в крепость. Народ уже знал, что в подземелье что-то нашли или найдут – у некоторых родственники могли там погибнуть, но в крепость никого не впускали, кроме работников. Подземелье пропахло запахом гари и сырой гнили. Первыми зашли в тоннель стражники с факелами, а уже за ними хан с короткой пикой в руке и барсом. Тесные стены тоннеля были выложены камнем и под небольшим наклоном тоннель уходил в низ. Сразу же стражники закричали, что везде лежат много скелетов в одежде. Свет факелов осветил страшную картину – скелеты лежали по одному, обнявшись с другими – детскими скелетами, а некоторые сидя, были прислонёны к стене и всюду валялись мешки, сундуки, кувшины. Смерть их была мучительная и скорее всего от голода, и страха. Хан приказал выносить из туннеля мешки, кувшины и оружие, а четверым воинам идти дальше. Воины быстро вернулись, сказав, что рядом туннель обвален и стал не проходим – картина трагедии, погибших, стала ясна: задохнулись от гари факелов и тесноты. Хан крикнул: «Пошевеливайтесь с выносом вещей, а скелеты последними выносить будите… возможно к вечеру». Сам с барсом пошёл к выходу туннеля. К полудню все вещи, мешки, оружие, кувшины были подняты в помещение цитадели. Мунак сидел на сундуке перед горой ценностей, накопленных за многие годы правителями ойратов и по желанию духов, доставшихся теперь ему. В кувшинах были даже бронзовые монеты, с квадратными отверстиями, Суньского царства на далёком Востоке, откуда купцы привозят шёлк и разнообразные ракушки, украшения, арбалеты, цветные халаты. Золотые монеты персидских шахов, посуда, красивое оружие, украшенное самоцветами – всё это было у ног Мунака. «Надо дать часть монет ойратам, а остальное потратить на покупку быстроногих коней из далёких песков персов и укрепить получше Кулан, отремонтировать тоннель – о монголах не стоит забывать»: думал хан. Взяв в руки чашу, сделанную из черепа человека, подумал: «Это ведь голова какого-то грозного владыки, но погибшего в борьбе с ойратами, а теперь и из черепа, хана ойратов, можно пить вино – никому не ведомы замыслы духов… и что станет завтра со мной… Надо оставить власть верному наследнику – не долго осталось до встречи с духами…». Хан вышел из комнаты, взяв с собой чашу. Солнце ослепило его, а свежий ветер приятно взбодрил – вокруг простирались травяные луга, рассечённые рекой, текущей из изумрудных гор. Хан с грустью вспомнил родное ущелье, полузасыпанное озеро и мутную воду в реке Онгю. «Нет, я туда не вернусь никогда… разве что повидаться со звездой… всё-таки был цветной туман возле звезды – эх, хорошо бы вместе с тем человеком, к ней пойти…!»: грустно подумал хан. Приказал стражнику, чтобы в крепость пришли Молге, дочь Жизле, зять Миркен и Брадобрей, а скелеты чтобы выносили за стены Кулана: родственникам для захоронения.

Пятером зашли в комнату с сокровищами. Пришедшие были изумлены видом и разнообразием ценностей, а женщины начали с азартом перебирать дорогие пояса, браслеты, шёлковые куски тканей, забыв о хане. «Вот посмотрите на эту чашу и когда я умру – то со мной пусть отправится она в мир иной: духа этого черепа возможно встречу там… Теперь давайте обсудим наши действия до следующей зимы»: сказал хан. Миркен сказал хану, что надо укрепить крепость и выковать, закупить ещё оружия, так как в Таразе наместник Хорезма требует большой дани, а иначе разорят нашу местность опять. «Я ему сказал, как ты и велел, хан, что у