— Он же не настоящий? — спросила Энн. — Наверное, он монстр.

— Ты права. — И я рассмеялся просто от облегчения, что мы от него избавились. — Самый настоящий монстр.

— Он меня напугал, — сказала Вики.

— Меня тоже. — Сара смотрела на меня, и ее взгляд смягчился — это было ближе всего к извинению. — Ник, кто этот Таг Слэттер?

— Никто. Забудь. А где этот шоколад? Я есть хочу.

Слэттер шел в Донкастер прямо в пасть смерти. К ужину он уже остынет.

Но я точно знал, когда подъезжал к автостраде, что высади я Слэттера у ворот ада, он пройдет насквозь.

И выйдет с другой стороны, покуривая сигаретку и с таким видом, будто он здесь хозяин.

В этом коттедже мы прожили три дня. Моя очередь готовить. Сара в юбке и полосатой футболке сидела на диване, просматривая рекламный проспект.

— Ужин готов, вино на полке.

— Пива хочешь? — спросила Сара.

— А почему бы и нет?

— Спагетти с мясом. Человек многих талантов. Где ты нашел мясо?

— Консервированное. Я сунул его в банку с булонским соусом и добавил свой фирменный ингредиент.

— Какой?

— Полкружки красного вина. Совет из поваренной книги Ника Атена — когда ешь, одновременно выпиваешь. Одно переходит в другое.

— А я-то считала тебя никчемным сопляком. — Сара улыбнулась, когда я подал ей тарелку. — В тебе есть скрытые глубины.

— Хорошо скрытые. Теперь ешь, пока не остыло.

— Ты говоришь совсем как моя мама…

Это на время убило разговор.

За последние три дня нас начало отпускать напряжение. Мы начинали узнавать друг друга как людей, не просто как уцелевшие под бомбами и случайно оказавшиеся в одной машине.

Она залпом допила вино и налила себе второй бокал.

— Ник, как ты думаешь, сколько еще мы должны здесь оставаться?

— Я думаю, еще несколько дней. У нас есть еда, укрытие, мы во многих милях от всех населенных мест. Нет смысла спешить после того, что было в понедельник.

— Ты же знаешь, это не твоя вина. Ты сделал все, что мог.

Предоставив Слэттера его судьбе, мы выехали на шоссе и полетели на юг. Двадцать миль мы не видели других препятствий, кроме попадавшихся время от времени брошенных автомобилей. Вдали виднелись большие и малые города; некоторые из них горели.

После многих часов за рулем у меня чертовски болели руки и плечи; напряжение сводило челюсти так, что зубы болели. Шоссе подходило к очередному горящему городу, и тут мы увидели, что дорога полностью загорожена разбитыми машинами. Это не была специально построенная баррикада. Куда более было вероятно, что люди самоубийственно въезжали в этот завал. Объезда не было, а солнце уже висело очень низко.

Нам стало страшно. Этих мест мы не знали. И не знали, не увидим ли, свернув за угол, тысячу психов, перекрывших дорогу.

Я развернулся и съехал на первом же выезде. И поехал по сельским дорогам.

Мы нашли коттедж в лесу. Открытый и брошенный, он показался нам раем. Конечно, электричества не было, но вода из кранов шла, и в нем была кухня, где можно готовить на открытом огне.

Последние три дня шел дождь. Мы мало что делали, кроме как ели и спали. Вики с Энн долго ссорились, плакали, звали маму, впадали в долгие периоды молчания и снова начинали ссориться. Я съездил в ближайшую деревню — без людей, если не считать мертвых детей — и вернулся с полной машиной припасов, одежды, игрушек и игр. Девочкам стало лучше, потому что теперь было чем заняться.

Сейчас они спали наверху, а мы с их старшей сестрой ели спагетти и пытались придумать, что же нам, черт побери, делать дальше.

— Ты думаешь, эта обезьяна Слэттер был прав? — сказала Сара, отпивая вино. — Что так теперь во всем мире?

— Нет. Будь это даже ядерный удар, все равно должны быть обширные незадетые зоны. Если достаточно далеко проедем, найдем города, где все нормально.

— Бог ты мой… и все-таки это хаос, нет? Как что-то из Библии. Наверняка погибли тысячи. Разрушены города. И если это сумасшествие стойкое, правительству придется куда-то их девать. Целые графства превратятся в сумасшедшие дома.

— Слава Богу, это не наша проблема… Холодно?

— Да, немного.

Она дрожала, но это было всего лишь от холода. Я подкинул еще дров в огонь. Вскоре белые языки пламени загудели в трубе, заполнив комнату пульсирующим светом таким ярким, что свеч не надо было.

Поев, мы сели рядом на диван и смотрели, как пляшет пламя, как будто это был последний хит телевидения.

Я все время возвращался мыслями к родителям. В отличие от остальных я не видел их сумасшедшими и потому не мог заставить себя поверить, что они тоже спятили. Я знал, что, войди они сейчас вот через эту дверь, они были бы такими же, как всегда. Нормальные взрослые, для которых главным были интересы детей. Сара обняла диванную подушку.

— Наверное, это было в воде. Наркотик или токсин.

— Но кто мог бы такое сделать?

— Террористы.

— А почему на нас не подействовало? Ведь оно поражает безумием только людей старше двадцати.

— У взрослых уровень гормонов в крови не такой, как у детей и подростков. Может, эти гормоны и реагируют на яд. Или на газ.

Снаружи из тьмы постукивал по окнам дождь. Сара закрыла шторы. Она говорила, что ей не хочется в темноте смотреть на стволы деревьев, окружающих коттедж. Как призрачные часовые, которые ждут, чтобы что-то случилось.

Вернувшись, она села на диван рядом со мной. Иногда, когда она так садилась, я ощущал гул возбуждения. Десятки раз за последние три дня мне хотелось просто протянуть руку и коснуться ее руки или светлых волос.

Пиво не способствовало самообладанию. Я хотел ее коснуться. Ничего такого дико сексуального, но просто хотелось бы сидеть на диване, обняв ее за плечи, и глядеть на живой огонь за решеткой.

Сара откинула волосы на плечо. Это движение повторила ее большая искаженная тень на стене, отброшенная пляшущим пламенем камина. Она была так красива — читай она сейчас вслух телефонную книгу, я бы впитывал каждое слово.

— Ты говорил, что люди шли по шоссе к югу.

— Их были тысячи. Просто людская река. Такое нельзя вообразить, если не видеть своими глазами.

— Значит, взрослые не просто сошли с ума. То есть не просто бегают и орут. Здесь есть система.

— Система есть, это точно. Родители убивают своих детей. Взрослые, у которых детей нет, убивают всех, кому меньше двадцати.

— Но это почти как если бы они следовали новым инстинктам. Они убивают — да, мы это видели. Но они еще сбиваются в стаи, как птицы. И как только собирается достаточно большая группа, что-то велит им идти на юг. Ник, они мигрируют.