Он мысленно представил себе лицо, обычное, ничем не привлекательное лицо жителя Абаузы, сделав главный упор на больших глазах. Насколько он понимал в лепке, сформировать их будет сложнее всего.

Тотчас вслед за этим ему показалось, что кожа у него на лице вскипела. Нет, температура ее почти не изменилась, может, она лишь чуть-чуть стала теплее. Но в то же время, он это чувствовал, вся ее поверхность бурлила, словно поверхность разбушевавшегося океана.

Глаза. Если с ними что-то получится не так, лепку придется повторить. И еще ноздри. Михаил мог задержать дыхание минуты на четыре, не больше. Примерно две из них уже прошли.

Он продолжил. Ему было трудно все время удерживать у себя в памяти то первоначальное лицо, с которого он начал лепку. Сейчас ему в голову пришло, что кое-что в нем не мешало бы исправить. Слишком уж оно походило на лицо портье из гостиницы, в которой они с Хакой жили. Но он прекрасно понимал всю гибельность подобного пути. Он изменит в этом лице какую-нибудь деталь, потом еще одну. И не сможет остановиться. В результате у него получится черт знает что.

Нет уж, с чего начал, тем и закончит. Тем более что времени осталось немного.

Через две минуты образовались ноздри, и Михаил смог дышать. Но процесс был еще не закончен. Для того чтобы его завершить, Брадо понадобилось еще несколько минут.

Наконец последние штрихи были нанесены. Лепка закончилась.

Несколько мгновений Михаил стоял с закрытыми глазами, стараясь выровнять дыхание, успокоиться. Потом он их все-таки открыл.

Теперь, когда у него изменились глаза, угол зрения стал другим, значительно расширившись. Михаил прикинул, что некоторое время это будет причинять ему неудобство, но уже через пару часов он привыкнет к новому зрению.

Он заметил висевшее на стене круглое зеркало, с которого пыль не вытирали, наверное, лет пять, и прошел к нему. Взяв со стула зачем-то лежавшее на нем полотенце, Михаил тщательно протер зеркало и попытался рассмотреть свое отражение.

Да, вид, конечно, был еще тот!

Он смотрел и смотрел в зеркало, стараясь оценить проделанную работу, и наконец пришел к выводу, что все получилось самым лучшим образом. В зеркале отражалось лицо самого настоящего уроженца Абаузы. Конечно, он сильно смахивал на портье из гостиницы, но тут уже ничего нельзя было поделать.

Михаил вернулся к столу. Он сунул в карман всекредитную карточку. Потом вынул лучемет и положил его рядом с унипистолетом. Ему надо было выбрать что-то одно. Сегодня вечером стрелять он не собирался. Прежде чем приступать к боевым действиям, не мешало провести небольшую разведку, узнать хотя бы примерную расстановку сил. Значит, совершенно незачем таскать с собой обе смертоносные игрушки.

Все-таки он выбрал лучемет.

Если ему все же придется стрелять, враги не должны знать, что у него есть более мощное, более опасное оружие. По крайней мере до поры.

Сунув лучемет во внутренний карман куртки, Михаил приступил к изготовлению идентификационной карточки. Конечно, центурионы будут искать именно землянина, но не исключено, что попутно займутся проверкой документов у подозрительно выглядящих абаузианцев.

Кто знает, вдруг он покажется им подозрительным?

Через пятнадцать минут удостоверение было готово. Согласно ему Михаила звали Храс Барк, и проживал он в одном из самых удаленных от города районов.

«Ну вот, Мальбрук в поход собрался, – подумал Михаил. – И куда же ты, голубчик, наведаешься в первую очередь? Конечно, поглядеть на господ рагнитов. А не опасно? Опасно. Но что делать? Такова твоя работа».

Он отправил идентификационную карточку в карман, потом аккуратно сложил оставшиеся предметы в контейнер. Прибавил к ним древесный листок, взятый в номере гостиницы, и вернул контейнер в нишу. Через пару минут последний шуруп был закручен, а шкаф водворен на свое место.

Можно было отправляться.

«Ах да, профессор, – вспомнил Михаил. – Его надо вернуть в нормальный вид. Не дай Бог кто-нибудь надумает заглянуть к нему в гости и обнаружит хозяина в невменяемом состоянии».

Он прошел в кабинет.

Профессор сидел на диване и здорово смахивал на сделанную в натуральный рост восковую куклу. Оставалось непонятным, кому могла понадобиться восковая кукла такого идиотского вида?

Михаил присел напротив в кресло и тихо сказал:

– Послушайте, профессор, сейчас вы очнетесь. Но прежде вы должны запомнить, что никакой землянин к вам сегодня не приходил. Вы уже давно не видели никаких землян. Запомнили?

– Да, запомнил, – невыразительным голосом ответил профессор.

– Единственное живое существо, которое к вам сегодня заглядывало, был местный житель, которого вы наняли к себе в услужение. Убирать в комнатах, мыть посуду, следить за приборами. Зовут его Храс Барк. Он приехал откуда-то из деревни, и вы наняли его за очень дешевую плату. Запомнили?

– Да, запомнил.

– И еще. Это чисто для вас. На самом деле ничем подобным Храс Барк заниматься не будет. Более того, вы будете вспоминать о его существовании, лишь когда в доме появятся посторонние или когда кто-то начнет о нем расспрашивать. Например, центурионы. Понимаете?

– Да, именно так я и сделаю.

– Отлично. А сейчас вы очнетесь. Первым, кого вы увидите, будет как раз этот самый Храс Барк.

– Храс Барк, – послушно повторил профессор.

– Ну вот и хорошо.

Михаил произнес кодовую фразу.

Профессор очнулся. Наверное, именно так просыпается от зимней спячки личинка какого-нибудь насекомого. Некоторое время он сидел совершенно неподвижно. Ничего ровным счетом не происходило, но Михаил чувствовал, что профессор уже перестал быть восковой куклой. Он снова стал живым человеком.

Лицо его разгладилось, глаза стали осмысленными. Вот он едва заметно шевельнул рукой, поднял ее к лицу, посмотрел на нее так, словно она была чем-то необычным и жутко интересным.

После этого он взглянул на Михаила. Запоминающе, словно бы фотографируя. И отвернулся.

В следующее мгновение он уже встал с дивана, на котором сидел, и, рассеянно напевая, двинулся в лабораторию. На Михаила он не обращал ровно никакого внимания.

Правильно, так и должно быть.

Вот он вышел, забыв закрыть за собой дверь, и Брадо услышал, как там, в лаборатории, он сейчас же кинулся к какому-то из столов, чертыхнулся и пробормотал:

– Как же так? Не мог я забыть о этом препарате, просто не мог. Однако…

Так, значит, утряслось и с этим.

Брадо встал с кресла и провел рукой по лицу.

У него было такое чувство, словно он только что сделал что-то гадкое, постыдное.

Ну да, как же, он использовал другого человека так, словно тот был неодушевленным предметом, роботом, инструментом, черт знает чем, но только не человеком.