– Райан, не беда. Я поеду с твоими родителями, останусь в тени и не буду ни с кем говорить. Ни фотографов, ни интервью – ничего. Даю слово. Только… Бога ради, пойдем. Ты опоздаешь из-за меня.

– Нет! – взревел Райан и не двинулся с места, когда я потянула его за руку. – Держись, солнышко. Все это ерунда. На премьеру «Побережья» в Лос-Анджелесе Кэл и Келли прибыли вместе, а я стою в поганом переулке и добиваюсь права явиться на моюпремьеру с моейневестой.

– Райан, дружище, угомонись. – Дэвид попытался снять общее напряжение. – Если ты хочешь, чтобы она была в машине…

– Райан, за твой имидж отвечаю я. Я! – изрекла Марла. – Ты едва знаком с этой девушкой, сдуру успел наградить ее беременностью, а теперь уже помолвлен? Ты хоть представляешь, каким ты выставишься разгильдяем? И сколько, по-твоему, это продлится, пока дело не дойдет до суда? Там промашка, тут оговорка – и все рухнет. Мы тысячу раз обсуждали романы, защиту имущественных прав, охрану твоей личной жизни от прессы, чтобы фокус внимания сосредоточился только на карьере, – все без толку. Я стараюсь защитить твой профессиональный имидж. Жизнь значительно упростится, если ты хоть раз сделаешь так, как тебе сказано, и не сбежишь с подружкой в духе влюбленного недоросля.

Внутри у меня все переворачивалось, и мне хотелось блевать. За этим немедленно последовало желание броситься наутек и поскорее добраться до аэропорта. Мои худшие страхи подтвердились: меня считали недостойной его. С болью в сердце, под градом нападок – как выстоять нашей любви?

Райан презрительно рассматривал Марлу.

– Что? Так-то ты обо мне думаешь? Ну нет, – проскрежетал он. – Тема закрыта.

– Успокойся, Райан, – повторил Дэвид и потрепал его по плечу, стремясь урезонить.

Райан ожесточенно отдернул плечо. Он весь раздулся от ярости и чуть не хрипел. На миг я испугалась, что он врежет Дэвиду.

– Нет! К чертям собачьим! С меня хватит! – крикнул Райан. – Меня достало тебя слушать, Марла. Тарин обижена. Я в раздрае. Пресса рисует меня скотиной лишь потому, что я слушал тебя и твой бред, ни слова не говоря о помолвке. С этой минуты все будет по-моему. И я буду иметь дело только с Триш. Ей, по крайней мере, не наплевать на мои желания. Надо было мне послушать ее, а не тебя.

О черт! Я зажмурилась. Как он мог так оплошать?!!

Марла не сумела скрыть удивления, но быстро прикинулась, будто изучает свой маникюр.

– Боюсь, это невозможно.

Райан потер лоб.

– Ладно, тогда вот что… Позволь облегчить тебе жизнь, Марла. Я найду другого пиарщика. Нет ничего проще.

– Не угрожай мне, Райан. Это неприлично. Ты забываешь, в чем заключается твоя работа.

– Быть посему! – хохотнул Райан. – И покончим с этим.

Он пошел прочь, таща меня за руку, но вдруг резко остановился и обернулся в последний раз, расправляя плечи.

– Марла… Ты уволена.

Я задохнулась от изумления. Марла тоже.

– Райан, перестань выламываться.

Догоняя нас, она перешла на рысь, едва Райан ускорил шаг.

– Дэвид! – позвала она, ища поддержки.

– Райан, ты этого не сделаешь. Только не в разгар пресс-тура, – начал внушать Дэвид. – Ну же, дружок. Остынь. Идем со мной. Пройдемся и успокоимся. Никто никого не уволит.

Райан оттолкнул его руку. Между ним и Дэвидом немедленно нарисовался Майк.

– Поверить не могу! Кто здесь командует – я или ты? Или я просто твоя пешка? Я не шучу. Она уволена. А ты… – Он наставил палец Дэвиду в лицо. – Вся эта хрень прекратится! Сейчас же! Или ты следующий. Ты помнишь, что плачу тебе я? Ты работаешь на меня. Никогда об этом не забывай.

Дэвид слегка поднажал:

– Райан, у тебя контракт с фирмой.

– Тогда займись своим чертовым делом и разорви его.

В конце проезда с визгом остановились несколько машин. Из распахнувшихся дверей посыпались папарацци.

Райан приглушенно выругался.

– Идем, Тарин. Папа, забери маму в машину. Быстрее! – гаркнул он.

Райан обнял меня за талию, и мы поспешили к машине.

– Райан… – униженно выдохнула Марла.

– Ступай домой, Марла, – велел он, придержав мне дверцу. – Больше ты на меня не работаешь.

Папарацци окружили нашу машину со всех сторон, делая снимок за снимком. Мы прикрывали лица, отворачиваясь от их назойливых вспышек.

– Поехали! Вперед! – приказал Райан.

Машина медленно тронулась. Папарацци бежали рядом, время от времени выкрикивая наши имена в надежде, что мы удостоим их взглядом. Мое сердце неистово колотилось. Происходившее напоминало сцену из скверного триллера с зомби и гонками на машинах. Наконец мы выехали на улицу и вздохнули с облегчением.

С учетом плотности движения на возвращение в Китайский театр Граумана [2]ушло почти двадцать минут. Райан стискивал и целовал мою руку, а я пыталась успокоить его и сосредоточить на деле, благодаря за любовь ко мне и в промежутках извиняясь. Мой бедолага был взвинчен и чувствовал себя гораздо хуже, чем я. Пора было вернуть ему сценическую маску. Машина подкатила к тротуару.

Ну вот и все. Мосты сожжены. Я в жизни так не нервничала.

Райан с трудом выдохнул и заглянул мне в глаза:

– Помни, что я сказал. Глаза и уши начеку. Готова?

Как только нога Райана коснулась асфальта, фанатки подняли вой. Я застыла, потрясенная оглушительным ревом толпы. Райан быстро взмахнул рукой, застегнул пиджак, потом повернулся к машине и подал мне руку.

Проклятье!

Никакие слова, никакие инструкции не могли подготовить меня к тому, что я в этот момент испытывала.

Тысячи тел, притиснутых ограждениями и волновавшихся подобно морю – вопли и напор, еле сдерживаемый барьерами. Многие размахивали постерами, книгами и фотографиями, призывая Райана расписаться и вопя во все горло, дабы заручиться его вниманием.

В голову пришли только два выражения: «безумное стадо» и «боже, пришла моя смерть».

Неудивительно, что Райан ударился в панику первым. Такая орава, да еще в такой близости, взывающая о твоем внимании, – это за гранью кошмара. Я боялась, что плотину вот-вот прорвет, орда устремится на крохотный пятачок земли и затопчет нас намертво. Меня начало трясти. Включился первобытный инстинкт выживания, и я поймала себя на том, что заполошно обозреваю красную ковровую дорожку в поисках пути к отступлению.

По эту сторону заграждений народу тоже хватало. Люди бродили, глазели – это смущало и действовало на нервы. Над нами, словно монументы, высились исполинские постеры «Искупления».