В нынешнем зеркальном дневнике отца Кузьма без труда разобрал только крупный и косой, с резким наклоном заголовок:, то есть КУЗЬМЕ! Чанов‑младший замер и почувствовал – надо, надо прочесть. Придется, рано или поздно… Но текст без зеркала давался с таким скрипом, что в висках застучало. Кузьма сдался, снова отложил на когда-нибудь и заглянул в конец. В конце разобрал зеркальную же дату – отец трудился над шифровкой за неделю до смерти. После даты полстранички занимал рисунок, очень простой и «похожий» – отец на нем был похож на себя, Кузьма его сразу узнал. Рисунок был, можно сказать, забавный:

Дальше в амбарной книге начиналась окончательная пустота.

Странно было у них, у Чановых, у отца с сыном и у сына с отцом. Вечно они друг друга откладывали на потом… Уж очень им обоим было, с одной стороны, важно друг про друга, а с другой стороны – не ко времени. Не сейчас… не сейчас… потом. Сегодня было то же. С одной стороны, дневник отца захотелось прочесть немедленно. С другой – почему же именно сейчас?.. Да и зеркало где? Только в ванной над раковиной…

Кузьма Андреич закрыл дневник Андрея Кузьмича.

Но Плоский человек как-то в Кусину круглую голову проник. Да там и остался…

Чанов-младший взял в руки голубую книжку. Прочитал название – «Нелинейность времени». Автор некий д. ф-м.н. В. Н. Шкунденков. Читать было необычайно легко, не то что отцовский дневник. Вот что прочел Кузьма Андреич в предисловии:

«Крупные американские компании SUN и ORACLE дали высочайшую оценку разработанной в CERN (Женева) компьютерной системе электронного документооборота. Особенностью этой разработки было то, что при ее создании был применен «русский подход», основанный на поиске «красивых решений». При этом было и нечто новое – применение концепции нелинейности времени, позволяющей на научной основе – через численное описание красоты – ускорять время. Не просто время документооборота, но время как таковое».

«Как таковое…» – повторил Чанов-младший, и опять неуловимое что-то промелькнуло из прошлого или из будущего. Он снова положил голубую книгу на письменный стол отца, затем быстро закинул деньги в их ржавое хранилище, в «эсэсовский бункер», сверху решительно положил дерматиновый дневник, крышку захлопнул и щелкнул замком. Голубая книга осталась лежать на столе.

Через десять минут он подходил к станции метро Академическая. Зашел в торговый павильончик и купил второй в жизни мобильник. Первый, еще громоздкий и тугой на ухо, ему подарил Сема незадолго до гибели. Чанов не мог вспомнить, когда его потерял, Кузьма не любил звонить, да и ему звонили крайне редко. Он достал из кармана старую-престарую записную книжку, пролистал до буквы Ю и не заинтересовался ни одной записью. На букве Я он увидел имя Яна и несколько цифр. Догадался – мобильник сестры. В прошлом году некий молодой человек подарил Яньке на шестнадцатилетие трубку. Чанов вспомнил неприятное чувство странной ревности, что это не он, старший брат, а какой-то молокосос из параллельного класса сделал ей подарок, о котором Янька, оказывается, мечтала. Она так радовалась… Он набрал номер сестры. Услышал недовольный голос:

– Але, это кто?

– Брат твой.

– Леха, ты, что ли? Какой ты мне брат!

– Янька, я не Леха. Я твой брат Кузьма. Старший брат. И единственный. Запиши мой телефон. Я телефон купил. Звони.

Чанов нажал правильную кнопочку и спрятал трубку во внутренний карман куртки. Не скоро понадобится. А может, и никогда. Как-то же обходился всю жизнь…

Он доехал на метро до станции Новокузнецкой и пошел вдоль трамвайного пути на мост, тот самый, на котором они с поэтом Асланяном стояли сутки назад. Чуть больше суток.

Чанов шел медленно, опустив голову. И пытался превратить сегодняшнее утро во вчерашнее. Он твердо знал, что тогда было чувство… Так вот: он не хотел вспомнить это чувство, он хотел снова его почувствовать, чтобы с него как раз и начать свою новую, следующую жизнь. Это было важно. Это было важно для прижизненной реинкарнации… – подумал Чанов, даже не улыбнувшись. И продолжил восстанавливать совсем недавний, всего-то вчерашний день… как прошлогодний снег.

Больше всего вчерашнее то самое чувство на мосту было похоже на прозрение: Чанову там открылся – как с высокой горы, как с перевала на большой дороге – дальнейший путь… И чувство было абсолютно спокойное, не зыбкое, не восторженное. Простое. Типа – ага… ну вот… конечно же… Необходимо было его вернуть!

Когда-то в детстве с ним случилось странное. Ему было лет девять, вряд ли больше, и он, почему-то совершенно один, рыбачил на речке Незнайке, километрах в двух от бабушкиной деревни Хмелево. День был хоть и первомайский, но неподходящий, холодный, весь какой-то скучный. Ни свежей зелени, ни даже цветущей вербы, ни солнышка, и речка Незнайка не отошла еще от зимы, мутная вода то спешила, пуская пузыри и булькая, то кружила на одном месте, медленно вращая прошлогодний мусор. И никакой тебе красоты, вообще никакого пейзажа, только голое безымянное дерево торчало над обрывом к реке. И небо было никакое, серое, без единой полыньи.

Не клевало. И не могло клевать в беспросветно мутной воде.

Но Куся все не уходил, все сжимал удочку замерзшими руками… Что-то его держало здесь. Может, тишина, может, журчанье речки, может, ровный свет… Полное одиночество – вот что его держало. Редкое состояние для мальчика в девять лет.

Он просто смотрел на воду. Пока не почувствовал, что как раз он не один. Оглянулся и прислушался. Увидел голое дерево над собой и прямо над ним едва заметное расплывчатое пятнышко солнца. И что?..

Все это было не для него, вот что. Все само по себе существовало.

Он был внутри этого дня, этого мира, был как комарик, пойманный в стакан, – казалось бы, совершенно один. Да вот и нет, не один. Куся чувствовал, что кто-то смотрел на него. Вот так же, как сам он сквозь стекло стакана смотрел на пойманного комарика, пытаясь разглядеть подробности. Чувство было не то чтоб страшное, но какое-то… удивительное. Он и удивлялся. И потом не забыл.

Когда вернулся домой, бабушка спросила его: «Куда бегал, Кусенька?» Он ответил: «Я рыбачил на Незнайке». – «Один?» – переспросила бабушка. «Один, никого там не было. Но кто-то на меня смотрел». – «Откуда?» – «Не знаю. Больше сверху». Бабушка торжественно и глубоко заглянула внуку в глаза и, поняв что-то, перекрестила Кусю. Потом важно сказала: «Это Он на тебя посмотрел». Куся поинтересовался: «Кто он?». Бабушка Тася поглядела в окошко, будто проверяя, не там ли Он и сейчас стоит: «Бог, Кусенька. Больше некому».

Чувство неодиночества возвращалось к Кусе именно в одиночестве и достаточно редко. Но каждый раз совершенно живое, новое и целиком-полностью. Как в первый раз. Только с годами тот, кто наблюдал, уже не только со стороны смотрел, а вроде бы – изнутри…