– Госпожа, никто в горах не может проехать незамеченным. Бог смотрит с неба и видит всех, живущих на земле, а горцы наблюдают со своих наблюдательных постов. Они находятся ниже Бога, но достаточно высоко, чтобы все видеть. Здесь свои законы, госпожа. Их надо знать или здесь родиться. Другой возможности нет. Любой чужой будет остановлен. Если вы захотите уехать далеко, скажите. Я ваш слуга.

Елена вдруг поняла, какая она была наивная и неопытная дурочка, думая, что так просто доберется до границы, не говоря о том, что сможет ее перейти. Она отъехала всего-то на несколько верст от города и уже была похищена каким-то туземцем. Тот пытался заговорить с ней на своем наречии, распознал в ней женщину, скинув шапку, связал и пытался увезти. И если бы не Сафар, то неизвестно, как бы все повернулось…

– Я уже совершенно здорова и хочу, чтобы завтра ты начал обучать меня искусству верховой езды.

– Это не для девушек, госпожа, – осмелился возразить Сафар.

– Я надену мужской костюм и стану похожа на мальчика. Ты меня должен научить. Я так хочу! – уверила его Елена.

– Как прикажете, госпожа. В мужском костюме можно.

Со следующего дня началась учеба. Елена с Сафаром галопом поднимались на скалистый уступ, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину. Сафар учил свою госпожу, балансируя между жизнью и смертью, скакать по узкой тропинке, буквально «держась за воздух». Потом они спускались на равнину и принимались за акробатику. Требовалось удержаться в седле, свесившись на бок лошади и цепляясь одной ногой за стремена или седло; при этом надо было метко выстрелить в указанную цель на всем скаку. Больше месяца Елена вбирала в себя науку «владения седлом», показывая определенные способности, и вскоре превратилась в отличную наездницу.

– Прекрасно, госпожа, – похвалил ее однажды Сафар. – Теперь я могу взять вас к себе в отряд, – потом он замялся и добавил: – В мужском костюме, разумеется.

Для Елены это была высшая похвала человека гор.

За несколько месяцев, которые Елена прожила со своим мужем в Ереване, он был необыкновенно щедр, добр и любезен. Время от времени между молодоженами появлялись искры разногласий, но внимательный супруг гасил любой мало-мальский огонь. Он старался во всем угодить своему маленькому «строптивому ангелу», особенно во время ее болезни после трагического ранения. Даже из того, что она задумала убежать, он не стал делать трагедии. Господин Блаватский продолжал быть уверенным, что их отношения когда-нибудь из «ангельских» превратятся в «земные». Когда ему удавалось намекнуть на это жене, Елена то и дело заводила отвлеченные, мистические разговоры и упорно стояла на своем, то есть «неземном». Первое время после болезни жены генерал Блаватский старался не заострять внимания на «больном» для него вопросе, но затем вновь разволновался и, наконец, настал день, когда их платоническая любовь представилась ему просто оскорбительной. Он решил изменить тактику и занять более жесткую позицию.

Как-то вечером Никифор Васильевич зашел к жене в спальню и поинтересовался, не изменила ли она к нему своего отношения и не желает ли исполнить свой супружеский долг, хотя бы для того, чтобы стать матерью.

– Нет, – ответила Елена, – я вам уже говорила однажды, Никифор Васильевич, что этого не должно быть, по крайней мере для меня это невозможно.

Никифор Васильевич расхаживал взад-вперед по комнате в расстегнутой нижней рубахе и время от времени устремлял на себя строгий, оценивающий взгляд в зеркало, висящее на стене напротив.

– Так для чего же в свое время вы просили меня жениться на вас, Елена Петровна? Или вы играли в какую-то детскую игру, в которой я стал случайным участником?

– Да, приблизительно так, Никифор Васильевич. Должна вам, к своему стыду, признаться, что тогда я страстно желала избавиться от опеки своей семьи и получить свободу. Единственной причиной моего выбора послужило то, что мне было менее горестно делать несчастным вас, чем кого-либо другого. Я не хотела замуж, поэтому выбрала вашу кандидатуру, считая, что если вы ничего не получите от этого брака, то мне вас совсем не будет жаль.

Никифор Васильевич с трудом проглотил оскорбление. Он отвернулся от зеркала, отразившего его душевную муку, прошел в угол комнаты, где висел образок Спасителя, перекрестился, потом осторожно сел на кровать «со своей» стороны, которая до сих пор так и оставалась ни разу не занята. Струившийся по его телу пот вмиг высох.

Елена тут же повернулась к нему спиной, стремительно поднялась с кровати и, подойдя к зеркалу, ставшему немым участником их перепалки, трясущимися от нервного напряжения руками непроизвольно поправила прическу. Затем она довольно кокетливо повернула плечиками, встала боком к зеркалу и принялась что-то рассматривать у себя на спине. Ее поведение было для мужа ново и потому подозрительно. Блаватский помолчал, немного подумал и наконец вымолвил:

– Вы жестоки, Елена Петровна. Чем я заслужил такое отношение с вашей стороны? Ни до, ни после свадьбы, я не сделал вам ничего дурного.

– Вы виноваты лишь тем, что стары и некрасивы для моих лет. Я вам уже говорила об этом и просила расторгнуть помолвку. Я не могу быть вашей женой. Мне это противно. Но вы меня не услышали. Чего же вы теперь желаете?

– Я желаю соблюдения приличий и ваших обязанностей жены, – с некотором вызовом в голосе ответил генерал.

– А я не собираюсь подчиняться условностям «приличного» общества. Я дома, а не в «обществе». Вы хотели узнать мое к вам отношение, я вам сказала. Видит Бог, я пыталась прикрыться своими мистическими убеждениями, давая вам понять, что наши интимные отношения невозможны, но вы их не услышали и требуете того, чего я не смогу вам дать. Вы ведь это хотели узнать? Не правда ли?

Блаватский вновь немного подумал, затем медленно и строго, чеканя каждое слово, как перед строем, командным голосом произнес:

– В таком случае я должен заставить вас подчиниться правилам приличного общества, в котором вращается ваш муж. К тому же, я повторяю, у вас есть обязанности жены. Вы принадлежите мне по закону, а законы страны, в которой вы живете, вы обязаны соблюдать! Я – ваш муж, ваш хозяин и вы обязаны мне подчиняться.

Неожиданно для Елены всегда выдержанный, чинный и несколько «официальный» муж, который, казалось, не способен совершить ни одного предосудительного движения, – стремительно «налетел» на Елену, потащил ее на кровать, повалил и попытался, как коршун, накрыть своим телом. Казалось, он вот-вот начнет «клевать» свою добычу, но Елена увернулась, грубо спихнув его с себя, и мышью выскользнула из-под него. Ночная рубашка, зацепившись за что-то острое, затрещала и громко разорвалась, оставив на девушке только короткий косой клочок, превративший ее пуританское одеяние в весьма пикантный наряд. Ее юные девичьи ножки обнажились во всю длину. Генерал, куда только девалась его напыщенность, увидав представшее перед его очами зрелище, в пылу страсти решил, что час настал, пушка выстрелила, издав сигнал к наступлению.